Бастард

Башибузук Александр

А что думает по этому поводу баск?

— Педро, ты видел рисунки на стенах?

— Да, — невозмутимо и коротко ответил проводник.

— Кто их нарисовал?

— Люди, — также коротко проинформировал меня баск.

— Понятно, что не олени; какие люди?

— Те, что были до нас… — Проводник подбросил хвороста в костер и опять замолчал.

Философ-лаконист, однако. Если посчитать количество слов, которые он сказал за время нашего путешествия, вряд ли с пару десятков наберется. Да и хрен с ним, глупо было

рассчитывать, что он сейчас мне расскажет про неандертальцев и кроманьонцев.

— Ураган закончится к утру?

— Да.

Ну и ладненько. Хватит допросов.

Предупредил Тука, чтобы бодрствовал до полуночи, а затем будил меня. Скотт пообещал… хотя не представляю, как он определит под землей, когда эта полночь наступит.

Ночь прошла спокойно, а к утру ураган действительно угомонился. На поверхности многое изменилось: валялись вырванные с корнем деревья, стало гораздо холоднее, и пришлось закутываться в плащи на волчьем меху, подаренные нам предусмотрительной баронессой.

Облачность сошла с горных пиков Ането и Монте-Пердидо, и они сверкали снежными вершинами, что, по словам проводника, свидетельствовало о нормальной погоде на ближайшую пару дней. Это радует, как-то не хочется больше попадать под дождь с градом пополам с булыжниками.

Продолжили свой путь и к обеду подошли к расщелине, перегораживающей нам путь. На дне провала бурлила река, вспениваясь о скалы, и никакой другой возможности, кроме как через хлипкий веревочный мостик, преодолеть это препятствие не было.

— «Щель Роланда», — кратко сообщил Педро.

— Ну и как через эту щель перебираться? — поинтересовался Тук, опасливо посматривая на тучи брызг, поднимающиеся с глубокого дна провала.

— Лошадей надо разгрузить и по одной перевести, а потом груз перетащить, — кратко сообщил Педро и, сняв поклажу со своего мула, первым перевел его на другую сторону.

— Очень просто… — буркнул я и стал снимать вьюки с лошадей.

Ненавижу высоту, а еще больше ненавижу веревочные мосты и всякие «Щели Роланда», будь они неладны. Куда ни сунься — одни памятки от этого Роланда. Наверное, пакостный был мужик. Ничего хорошего его именем и не назвали.

Переправа заняла несколько часов. Взбунтовался жеребец Тука и наотрез отказался ступать на шаткий мостик. Пока перетаскивали его, пока опять грузились, опять стемнело, причем как-то мгновенно. Педро довел нас до углубления между скалами и объявил привал.

Этот переход нам дался трудней, да и забрались мы уже довольно высоко. Давала о себе знать и разреженность воздуха. Ноги гудели. Большую часть пути приходилось топать на своих двоих, ведя лошадей в поводу.

Быстро распределили дежурства между собой и, поужинав всухомятку, завалились спать.

Проводник поднял нас еще затемно, едва стали выделяться на фоне черного неба горные вершины. Накормили лошадей и двинулись дальше. Баск сообщил, что отрезок

пути, который мы должны пройти сегодня, — самый трудный и опасный, зато потом начнется спуск и будет легче.

Тропа серпантином поднималась по заросшим кизилом склонам и местами казалась совершенно непроходимой, на преодоление завалов уходило много времени.

Переправились вброд через небольшую горную реку.

Частенько стал встречаться снег в расселинах.

Педро все чаще встревоженно поглядывал на склоны гор впереди нас.

— Ты о чем-то беспокоишься? — поинтересовался я у баска на коротком привале.

— Здесь иногда можно встретить лучников франков. Местные… — презрительно сказал проводник. — Потомки тех, кому раздал наши земли Симон де Монфор, когда воевал с кабальеро добрых людей. Хорошо знают места и ненавидят нас, вот их и нанимают.

— Ненавидишь франков?

— А за что мне их любить? — сплюнул баск. — Это наша земля…

М-да… Это радует. Долго здесь франкам покоя не будет. Это же потенциальные мои союзники. Только правильно им мотивацию оформи.

Но это потом, после Арагона…

Напоили лошадей и пошли дальше.

Когда солнце стало в зените, Педро вдруг подал команду спрятать лошадей в зарослях. Укрыли их и сами растянулись на земле.

Я осторожно выглянул и замер.

Совсем близко, примерно в сотне метров выше, по склону гуськом спускался отряд лучников. Невысокие коренастые бородатые мужики в кожаных кирасах с луками за плечами и короткими широкими мечами на поясе легко шагали по камням, подозрительно вертя головами.

— Они… — шепнул Педро и вдруг приглушенно выругался.

Я разглядел, что лучники ведут за собой несколько мулов, нагруженных до предела вьюками, и тащат на веревках связанных и жестоко избитых трех пленников. Один из них совсем молодой, почти мальчишка. С головой, перевязанной грязной тряпкой, и сильно разбитым лицом.

— Боже… Эстормо… — зашипел баск и потянул меч из ножен.

— Возьмем? — вопросительно посмотрел на меня Тук, вставляя ворот в арбалет. — Их всего десять. После залпа будет всего семь. Как раз нормально. Ну в самом же деле, ваша милость, пора и подраться. Опять же и груз у них…

— Кто это? — шепнул я баску, показав шотландцу кулак.

— Сын! — с тоской ответил проводник и с мольбой посмотрел на меня. — Первый раз самостоятельно пошел. Сеньор… я вас прошу. Им всем отрубят правую руку и левую ногу, а мне еще придется возвращать евреям деньги за товар! Сеньор! Моя семья век вас славить будет! Я отплачу…

Вот те напасть! До отряда лучников оставалось метров семьдесят, и они как раз должны были пройти мимо нас, совсем рядом. А если лошади всхрапнут? Заметят нас, как пить дать заметят. Твою же мать! Ну почему у меня все не слава богу, даже Пиренеи спокойно перевалить не могу. Млять, и доспех весь во вьюках…