BattleCorps «Proliferation Series»-1: Отрыв
Шрифт:
Морена, внутри которой покоилось озеро Фелпс представляла собой один огромный ковер из темно-зеленых корабельных и белокорых сосен, а также тонких, оголившихся кустов и тщедушных стволиков тополей. Солнечный свет омывал замерзшее озеро за ее спиной, заливая все окрест невыносимо ярким светом, заставляя черные крылья падальщиков выделяться на этом фоне черными кляксами, а ее слепя так, что потом приходилось долго промаргиваться, избавляясь от радужных пятен. Она, впрочем, подозревала, что счастье это долго не продлится и лес вскоре кончится, выставив ее на открытое место. Разрывы между деревьями становились все больше, деревья мельчали, становясь все приземистее и
Но вскоре, одновременно, произошли два события — взглядом она заметила ровную линию верха палатки и почуяла носом безошибочно узнаваемый запах сгоревшего кордита и пролитой крови.
Резко застыв, она нырнула за ствол сосны. Скрючилась в три погибели и принялась ждать. Так и не услышав ничего, она выглянула из-за дерева. Ни движения, и теперь она засекла уже две палатки — одна прямо перед ней, обращенная на запад, и вторая, чуть сбоку от той, направленная в противоположную сторону — на восток. Полы восточной палатки чуть разошлись, но это все. Запах крови никуда не делся, густой, чуточку… воздушный, запах свернувшейся крови.
Она чуть расслабилась, продолжая оставаться за деревом. Пожевав губу, откусила отшелушившийся кусочек кожи. Бросила взгляд на хищников. Подумала, хорошо и как следует о том, что ей делать дальше. Поскольку не было никаких сомнений — впереди ее лежит мертвечина. Она пробыла солдатом достаточно долго, чтобы понимать — неожиданности случаются все время. Постоянно.
И затем ей пришло в голову альтернативное объяснение — это все тоже проверка. Поддастся ли она чувству самосохранения и уйдет, не проверив места, буквально вопящего о необходимости проверить его? Или же отправится все «разнюхать», но осторожно, не давая себя поймать или «убить»? Новые раздумья, новая морщинка. Она попыталась вспомнить, не говорилось ли на брифинге о сценариях, включавших в себя симуляцию жертв, и не вспомнила ничего. Но — дерьмо случилось. С учетом ее предположения о том, что Кинкейд был далеко впереди, на секунду она задумалась, что же такое это он выкинул, и тут же обругала себя за одну мысль об подобном.
Она глянула вправо, влево, назад. Палатки были метрах в трехстах от нее. Изучив деревья поблизости, она отметила то, как они мельчают влево и густеют вправо. Направление вправо было очевидным, и несмотря на всю его очевидность, и лучшим выбором заодно. Так что вправо она и двинулась, осторожно, чередуя темп, делая остановки вновь и вновь, оглядываясь по сторонам и назад. Безмолвные хищники продолжали кружить над головой. Вскоре она продвинулась к ближайшей палатке, той, что открывалась на запад, в противоположную сторону. Ткань ее обвисла и пахла кровью. Скользнув, она ушла вправо и вниз, оставляя палатку слева от нее. И принялась вслушиваться. Пахло кровью.
— Продолжай — она переместила вес на носки. — Ты зашла уже достаточно далеко, можешь и еще чуток. —
Задержав дыхание, она обогнула угол.
Полковник отслеживал ее в прицел со своей позиции почти в пяти сотнях метров к северу и чуть вверх, на дереве. Вообще-то, если бы у него был выбор, он предпочел бы приличное дерево, а не сосну. Ему не нравился запах резины, а иголки кололись. Но они предоставляли неплохое укрытие.
До прибытия Аманды, он использовал паузу на то, чтобы проверить свою винтовку, очередной антиквариат — несамозарядная, со скользящим затвором, Баррет М468. Ствол был всего лишь сорока сантиметров длиной с дульными тормозом, как для рассеивания пороховых
Просканировав площадь вокруг палаток, он увидал движение, упер правую ногу об ветку, а затем винтовку о холмик над коленом, после чего прильнул к прицелу. Причел не принадлежал этой винтовке, он был сделан на заказ, так, чтобы он мог видеть, в кого стреляет, прямо как на ладони. И — вот она — неясные очертания в узком кольце — словно на религиозном медальоне. Он тронул колесико и черты ее лица стали контрастнее. Она откинула капюшон назад, голова ее была чуть наклонена влево, и в позе ее отчетливо читалось напряжение, и, с его точки зрения, чуточка страха. Лицо ее было бледным, что делало ее потрясающие зеленые глаза еще бездоннее. Он резко выдохнул. Само воплощение красоты, как он ее помнил, лицо, являвшееся ему в грезах.
Когда она помедлила на пороге палатки, в которую он знал, она заглянет, он уже был готов. Он видел, как она напряглась, и как резко крутнулась. Затем она дернулась, чуть застыла в шоке, и он навел перекрестье прицела ей на спину, чуть левее центра и прямо над сердцем, в тот самый момент, как она испустила короткий, резкий вскрик ужаса.
Полигон Якима, Терра
24 декабря 2438
12:32
— О, господи, — выдохнула Кэролайн. Колени ее ослабели, и она неожиданно осознала, что выражение окаменеть от потрясения вовсе не образное.
Кровь. Она была повсюду. Или, может быть, это ей только казалось. Самки — Люси и Бетти, по прежнему вопили со своего насеста. Но Шана не кричала. Вместо этого она валялась на полу, раскинув конечности в луже свертывающейся крови. От глотки ее осталась лишь страшная, обнаженная, зияющая дыра. Лишь половина ее мордочки осталась относительно невредимой. Все прочее превратилось в окровавленную вмятину. Оставшийся затуманенный карий глаз пусто смотрел в точку где-то позади правого плеча Кэролайн. Ей также достался и не один укус в живот — куски плоти — темно-красные — печень, и блестящие голубовато-розовые кольца кишок торчали наружу, и помимо этого Кэролайн пришлось увидать и жуткое, отвратительное зрелище женской утробы, разорванной начисто.
— Где Линус? Где Джек? И ребенок, где же ребенок? — с трудом отведя преисполненный ужаса взгляд от Шаны, она провела им по обезьяннику, наконец приметив Линуса, сгорбившегося в берлоге на ветках. Может ребенок…
Пауэрс коснулся ее плеча. — Там. — Рот его был недалеко от ее уха, и она почувствовала как его дыхание щекотнуло ей щеку. Он указал куда-то наверх, куда-то над ее головой. — На дереве.
Джек сидел на верхушке самого высокого из сикаморов. Рот его был широко раскрыт, губы оттянуты, а зубы в красно-оранжевых пятнах крови. На каждый вопль самок он отвечал своим рыком. Но как бы дико и страшно это не было, худшим было то, что в левой его кисти болталось окровавленное тельце его сына, Тонго.