Батя, Батюшко и Бэмби

Литтера Наталья

– Не томи! – прервал затянувшуюся паузу пятый член их компании, детский отоларинголог, человек – золотые руки Семен Куриленко. Рядом с ним негромко в полотенце подвывал с переходом на всхлипы недавно отметивший сорокапятилетние отличный профессионал – кардиолог Вадим Андреевич Черепанов.

– Да сам вспоминаю сквозь смех и слезы, – старательно делал серьезное лицо Борис. – В общем, для стопроцентной гарантии, как просветил меня Вадюшка, надо в презерватив впихнуть все!

– В смысле – все?!

– Все – значит все. Все, что там болтается.

Весь комплект. Один плюс два.

Первым сообразил Денис и с хохотом завалился на плечо Лапину. Тот понял следом. А потом очередной приступ хохота накрыл раздевалку.

– Меня только одно интересует… – тяжело дыша, с трудом проговорил Семен. – У тебя получилось?

– Сомневаешься? – фыркнул Борис, вызвав очередную бурю смеха. – Я же старательный! Пыхтел, сопел, но все впихнул!

– Ой, ну и дурак же ты был в четырнадцать, братец, – Вадим принялся растирать щеки. – Эта картина всю жизнь будет меня преследовать. Не думал, что такое в принципе возможно сделать. Заставь дурака богу молиться…

– Не начинай! – слаженно рявкнули остальные.

– Вот после этого, – в наступившей относительной тишине резюмировал Борис, – я совершенно утратил веру в людей.

– И стал патологоанатомом, – с напускным сочувствием продолжил Лапин.

– Именно! – закивал Черепанов-младший. – И не жалею. Прекрасная работа. А самое прекрасное в ней знаете что?

– Что твои пациенты на тебя никогда жалобы не пишут! – нестройным хором ответили Борису Черепанову его друзья.

* * *

«Секрет Изольды» вскоре перестал быть секретом. Она все так же выходила договариваться по телефону о встречах в коридор, ее все так же было слышно, несмотря на конспиративно-тихий голос. Обращение «Славочка» перешло в «Славочка, душа моя», а возвращалась после разговоров к обитателям квартиры Изольда Васильевна все в том же приподнятом настроении и с блестящими глазами.

Геннадий Игоревич, который частенько приезжал после работы в гости, очень страдал, старательно пытался делать невозмутимый вид, но у него ничего не получалось. Оля жалела отца, но со стороны все это выглядело настолько забавно, что порой с трудом удавалось сдерживать улыбку.

А соседка начала приходить к ним в квартиру с крючком и клубком ниток – она взялась за новую шаль.

– Женщина в любом возрасте хочет быть красивой, – прокомментировала это событие Оля, – и потом, она обожает шали, и примерно раз в полтора года вяжет новую. Просто пришло время. Но завтрашний футбол снова на тебе, потому что…

– «Славочка, душа моя», – закончил за дочь Геннадий Игоревич.

– Точно.

Развязка этой истории произошла неожиданно и на следующий же день, благодаря Никите. Оля только полчаса как вернулась домой, она спешно разогревала ужин для папы и сына, которые с минуты на минуту должны были вернуться из спортивной секции. Звонок в дверь не заставил себя ждать. На пороге, правда, были не только они, но и Изольда Васильевна.

– Оленька, я не оставила у вас свое

вязание? – поинтересовалась она. – Никак не могу найти.

– Честно говоря, не обратила внимания, сейчас посмотрю.

– Новая шаль для «Славочки, душа моя» в детской, – возвестил Никита, снимая ботинки. – Мы же уроки там делали, я писал, вы вязали.

Густо покраснели оба: и Изольда Васильевна, и Геннадий Игоревич.

– Пойду посмотрю, – пробормотала Ольга и кинулась в комнату, боясь расхохотаться.

Когда она вернулась с начатой шалью и крючком, все еще топтались в коридоре, только сын деловито вешал куртку на крючок.

– Вот ваше вязание.

– Мама говорит, – Никита взял в руки спортивный рюкзак, – что это очень даже хорошо, если у женщины есть поклонники в любом возрасте.

Теперь настал черед Оли краснеть. Все-таки у детей невероятно острый слух, они умудряются слышать сквозь стены и двери.

А сын, довольный собой, с рюкзаком в руках удалился в детскую и оттуда прокричал:

– А мы скоро будем ужинать? Я голодный!

Немая сцена в коридоре длилась секунд десять, пока все трое приходили в себя. Первой подала голос Изольда. Голос ее звучал выше обычного:

– Какие поклонники? У кого поклонники? – и вязание свое прижала к груди.

– У вас, наверное, – немного сипло ответил Геннадий Игоревич.

– У меня?!

– Я надеюсь, что у Оленьки тоже, конечно, есть воздыхатели… Но о них нам пока ничего не известно.

– А о моих известно? – Изольда Васильевна начала приходить в себя. – Нет, я, конечно, никогда не скрывала, что в былые годы, работая в театре… и Оле рассказывала, но это же так… это так… естественно.

Геннадий Игоревич стоял все еще в верхней одежде и старательно ослаблял на шее шарф.

– Ну, для вас, актрис, это, конечно, естественно. Вот у нас, журналистов, такого не наблюдается.

– Что вы говорите? – соседка перевела ничего не понимающий взгляд на Олю. – Оленька, что он говорит?

– Это он на вашего Славу намекает, – вздохнула Оля.

– Славочку?

– Славочку, – подтвердил Геннадий Игоревич с каким-то удовлетворением.

Изольда, все еще прижимая к себе драгоценное вязание, с изумлением разглядывала собеседников.

– Мам! – напомнил о своем существовании Никита. – Мы ужинать будем? Я могу целого бегемота съесть!

– Ну, знаете ли, – в голосе бывшей актрисы послышалось возмущение, – не думала, что меня в этом доме… что после всего… что вот… так обо мне… Геннадий Игоревич, как вы могли?! И ладно он, но ты, Оленька… И все же вы, Геннадий Игоревич, а с виду такой интеллигентный! Я ребенка готовлю к поступлению в театральное училище! Моя старинная подруга попросила! – Изольда подняла подбородок выше, и в голосе ее послышался вызов. – Да, я знаю, что не такая уж великая актриса и не уверена, что с поступлением получится, и не хотела все это афишировать, но театр – он в моей жизни навсегда, понимаете? И я не могла отказать, и не хотела, а вы…