Батя. Легенда спецназа ГРУ
Шрифт:
Такое вот шекспировское драматическое напряжение переживала эта семья. Работая над материалами Книги Памяти о спецназовцах, погибших в Афганистане и Чечне, я много раз сталкивался с родительским отчаянием: «Зачем, зачем я отпустил (а) его на эту проклятую, никому не нужную войну? Надо было пойти на всё, но не пускать!».
Драматизм родительского отчаяния Колесников был сильнее, чем у тех, кому надо было «идти на всё». Василию Васильевичу достаточно было, как говорят, «мизинцем шевельнуть». Екатерине Михайловне была бы простительна «материнская истерика», подталкивающая мужа. Но это были бы уже другой Василий Васильевич и другая Екатерина Михайловна. Это уже не был бы «брат во кадетстве» с крепким моральным стержнем, не поступающийся честью офицера ни при каких обстоятельствах. Это
Нашлись бы люди, которые «с пониманием» бы отнеслись к родительским «слабостям». И Миша бы остался жить. Найдутся и люди, которые будут подкладывать даже теоретический оправдательный фундвмент под «слабину», мол, человеческая жизнь дороже компромисса с совестью. И неподсудно бы это было миру. Но сколько раз в оставшейся жизни и Михаилу, и родителям пришлось бы опускать глаза при встрече с подобными сюжетами и — главное! — оправдывать их?!
В христианстве есть святые, пострадавшие за веру, не поддавшиеся на искус лёгкого решения трудной проблемы. Они в легендах, молитвах, апокрифах. Святость атеиста Василия Колесника не претендует на подвиг, предполагающий канонизацию; это просто суть совестливого человека, не способного преступить справедливость.
И глядели на меня в ту нашу встречу его глаза, словно с иконы, признающие и призывающие лишь высший суд нравственности: «Те, кто пишет, что генералы, мол, своих детей в Чечню не отправляют, сами уже точно не отправили бы, будь генералами. А ведь выступают судьями, поучают… Чему? Как терять достоинство?».
Лишь вот в таком мимолётном своеобразном откровении-исповеди можно было догадаться (только догадаться!) об истинном весе той тяжести, что носил в душе отец после гибели сына и что выражал кратко: «Тяжело, очень тяжело…».
Профессия — Спецназ
Екатерина Михайловна, рассказывая о своём муже, как-то сказала: «Он был очень азартный, взрывной, увлекающийся. И в то же время — очень осторожный, предельно собранный, контролирующий каждое своё слово, каждое движение». Да ведь это противоположные чувства! — хочется удивлённо воскликнуть, услышав такую характеристику. Но поразмыслив, признаёшь, как точно она уловила полюса его характера, которые по законам диалектики, хотя и находятся в борьбе как противоположности, но составляют единое целое.
Каждая яркая личность отличается такими парадоксальными, на первый взгляд, контрастами. Сколько угодно примеров. Когда сочетаются в одном человеке высота духа, проблеск гения и низменная страсть, отточенный профессионализм и беспринципность и т. д. Сколько людей, столько и вариантов. Только у многих людей крайние полюса своего характера просто не явлены в силу незначительности: иные их приглушают сознательно внутренней боязнью выделиться, трусливо вжимаясь в некую «середину», в уютный безликий «центр». Недаром от этой «середины» слово «посредственность». В противоборстве полюсов не бывает центра. Недаром его давно называют «болотом», мёртвым застоем.
У Василия Васильевича удачно боролись эти два начала (азарт и осторожность), создавая цельный характер, возможно, идеальный для разведчика. Без азарта, без ослепительной озарённости мгновенного решения и его немедленного исполнения разведчик обречён. Но он ещё более обречён, если этому своему неуёмному механизму не поставит надёжные тормоза. С другой стороны, опять же будет обречён, если всю свою профессиональную жизнь проедет «на тормозах». Такая вот диалектика!
Профессиональная сторона жизни В. В. Колесника, как уже было отмечено, неотделима от всей его жизни в целом. И, наверное, не будет большим преувеличением сказать, что вся его военная судьба от суворовца до генерала есть хрестоматийный образец офицерского бытия. Причём — (подчеркнём особо) вся его служба от начала до конца проходила в самых профессиональных воинских подразделениях — частях специального назначения. Именно этому поколению «братьев во кадетстве» суждено было создавать советский Спецназ на основе партизанских
Днём рождения Спецназа является 24 октября 1950 года, когда Директивой Военного Министра СССР Маршала Советского Союза Василевского А. М. дано указание о формировании сорока шести отдельных рот специального назначения. В 1953 году, когда В. В. Колесник заканчивал суворовское училище, произошло сокращение Вооружённых Сил СССР. Осталось 11 рот. В одну из них он и был направлен в 1956 году после окончания пехотного училища.
Уже в следующем 1957 году по указанию министра обороны СССР Маршала Советского Союза Жукова Г. К. проведены организационно-штатные мероприятия в сторону усиления Спецназа. Были сформированы пять отдельных батальонов, переведены на новую оргштатную структуру отдельные роты специального назначения. Эта реорганизация непосредственно коснулась и В. В. Колесника, командовавшего в то время учебным взводом отдельной роты Спецназа, на базе которой был развёрнут отдельный батальон специального назначения в Северной группе войск. Затем там же он стал командовать ротой. То есть начало военной карьеры Василия Васильевича совпадает с рождением Спецназа. Потом появятся и отдельные бригады, одной из которых он будет командовать. «Служба шла, как хорошо отлаженный механизм», — только и ответит Василий Васильевич на просьбу журналиста рассказать о своей службе. Немногословие его диктовалось и секретностью спецназовской «работы», и тем самым сдержанным характером. Только и без вопросов ведь ясно: его специальность — «держать порох сухим». А это значит, чтобы не лилась кровь, надо пролить вдвое больше пота на учениях, на смотрах, на повседневной армейской рутине.
Но только в газете военного округа можно было познакомиться с какой-нибудь зарисовкой «Огненные вёрсты», в которой будет подробно описываться мастерство некоего молодого лейтенанта Иванова по выполнению сложного боевого задания в тылу «противника» Лишь посвящённые могли догадаться, что под фамилией Иванова закамуфлирован Колесник.
«Вот опять «противник» предпринял атаку. Хоть и темно, а различить цели можно. Лейтенант ставил задачи пулемётчику, автоматчику сержанту Р. Азиеву, вёл огонь сам, и всё большее раздражение появлялось у него по мере того, как возрастал поток вводных… Да, на этом пятачке, омываемом речушкой, не сманеврировать, не удержаться… Иванов оставил засаду, остальной состав группы повёл через водную преграду. И невелика, неширока она, но сил выкачала изрядно. Шатаясь от усталости, выбрались воины на хаотичное нагромождение валунов… И только в машине лейтенант Иванов позволил себе расслабиться».
Всё это на языке Василия Васильевича называлось «работой отлаженного часового механизма».
В той пикировке между «Ироническим обращением к генералу» и «Неироническим ответом» ему со стороны военных отразилась извечная коллизия «видимого миру смеха и невидимых миру слёз», когда обыденному сознанию вольно похихикивать над «безработными» (без войны) генералами, а тем — не до шуток. Слишком строга и коварна «материя», с которой имеют де5ло генералы, чтобы позволить над ней иронию.
Теперь, когда вся жизнь В. В. Колесника сотошла в историю, когда на неё уже смотришь как бы со стороны, видишь истинный хрестоматийный пример, достойный занять место в учебных офицерских институтах. Без слов, без нытья, без вранья нести всю жизнь рутинную службу по «поддержанию пороха сухим», чтобы в нужный момент выстрелить в нужную цель. Сколько «боёв» (в кавычках, без войны) за свою профессиональную жизнь провёл В. В. Колесник и только один — настоящий, но зато как «выстрелил»! «Выстрел», за который он получил высокую степень воинского отличия — звание Героя Советского Союза.
Пусть у большинства офицеров (в идеале — у всех) будт только бои в кавычках, но офицерская профессия на то и существует, чтобы не оплошать, когда «раскроются кавычки». И полковник В. В. Колесник не был застигнут врасплох, когда ему было поручено наиответственнейшее, наисекретнейшее, наисложнейшее задание.
Об этой секретной операции под кодовым названием «Шторм-333» есть рассказ самого Василия Васильевича. Пусть он будет отдельной главой нашего очерка.