Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли
Шрифт:
– Что же ты раньше-то об этом молчал! – рявкнул на толмача Юрий Игоревич. – Ну-ка, беги за своей косоглазой невольницей, да поживее!
Шестак вскочил со скамьи и опрометью устремился к двери.
Князь и воеводы в ожидании возвращения толмача с пленницей угощались хмельным медом, мочеными яблоками и сушеной рыбой. Все это принесли из кладовых служанки Любомира Захарича.
За окнами терема сгустились сумерки, в которых зарево обширного пожара было видно еще более явственно. Южная стена уже почти догорела полностью, на восточной стене выгорел большой участок, и огонь перекинулся на огромную воротную
– Не пойму, куда подевался Кир Михайлович? Добрался ли он с дружиной своей до Переяславца? – обеспокоенно молвил Юрий Игоревич. – Пленные русичи, кои сумели к нам на стену забраться во время татарского приступа, поведали, что нехристи уже взяли Ижеславль и Белгород. Однако о судьбе моего брата Олега Игоревича и племянника Глеба Михайловича никто ничего не ведает. Живы ли они иль погибли оба?
– Коль живы, то непременно где-нибудь объявятся, княже, – заметил гридничий Супрун, жуя моченое яблоко.
Наконец в горницу ввалился запыхавшийся Шестак, таща за руку невольницу-мунгалку, одетую в длинную шубу, подбитую мехом степных лисиц. На голове у пленницы была меховая шапка с острой макушкой из мягкого войлока. Из-под шапки свешивались две длинных черных косы. Скуластое лицо юной монголки разрумянилось от быстрой ходьбы, ее красиво очерченные небольшие уста были приоткрыты, а темные узкие глаза были полны беспокойства при виде собрания знатных русичей.
Шестак сдернул с головы невольницы ее круглую шапку, опушенную гладким мехом выдры, и усадил ее на стул. Сам сел рядом с нею на другой стул.
Князь и воеводы расселись перед пленницей широким полукругом, кому не хватило места, чтобы сесть, те стояли за спинами у сидящих. Все с любопытством взирали на монголку, которая не могла понять причину такого внимания к ней, поэтому испуганно куталась в свою шубу.
– Давай, Шестак, спроси у нее про камнеметы и про знатока-китайца, который колдует над негасимым огнем, – нетерпеливо повелел толмачу Юрий Игоревич. – Пусть басурманка выкладывает все, что знает.
Шестак с готовностью кивнул, затем мягко взял невольницу за руку и заговорил с ней на каком-то непонятном степном наречии. То, что пленница понимает сказанное ей Шестаком, было видно по ее узким очам, испуг в которых сменился осмыслением услышанного. Внимая Шестаку, монголка несколько раз слегка кивнула, плотно сжав губы и обретя серьезный вид.
Отвечая Шестаку, невольница помогала себе жестами рук, видимо не слишком хорошо владея восточно-куманским диалектом, который был основным языком общения между различными кочевыми племенами в заволжских степях.
– В общем, Уки говорит, что ее подружку-китаянку зовут Су-ян, а отца этой китаянки зовут Лу Юнь, – переводил на русский Шестак все, что рассказывала ему невольница. – Лу Юнь имеет отдельную юрту и много слуг-китайцев, которые помогают ему изготовлять хвостатые шары и огнедышащие драконьи головы из глиняных сосудов. Он же знает секрет создания негасимого огня. Лу Юнь пользуется большим почетом у мунгалов…
– Еще бы! – мрачно усмехнулся боярин Твердислав. – Такой мудрец целого войска стоит!
– Пусть она про эти дьявольские шары и драконьи головы расскажет поподробнее, – сказал Юрий Игоревич толмачу. – Нутро пусть ихнее опишет. Отчего возникает такое сильное пламя и яркие искры?
Шестак вновь заговорил с
Монголка понимающе закивала головой и быстро затараторила на гортанном степном диалекте, то и дело вставляя короткие фразы на другом, неведомом для Шестака, языке. Когда Шестак переспрашивал невольницу, то она произносила некоторые слова медленно и по слогам, помогая себе жестами.
– Уки молвит, что хвостатый шар, набитый железными колючками, называется по-китайски «цэй ли хо цю», а на языке татар он называется просто «огневой шар», – вновь начал переводить Шестак. – Вытянутый шар с железным клювом по-китайски зовется «те пао», а на языке мунгалов у него вообще нет названия. Горшки с зажигательной смесью называются «хо гуань», что переводится как «огневой горшок». Точно так же эти горшки называют и татары. Крылатые сосуды в виде драконьих голов называются по-китайски «чжэнь тянь лэй», что означает «железная голова». Татары называют крылатый сосуд «огненным драконом». Из чего состоит нутро всех этих шаров и сосудов, отчего возникает сильное пламя, Уки не знает. Она говорит, что этого не знают даже приближенные Батыя. Это большая тайна.
– Теперь спроси у нее про метательные машины, – промолвил Юрий Игоревич, кивая толмачу на монголку. – Кто ими занимается? Много ли их у татар? Какова охрана у этих камнеметов?
Пленница поведала, что все камнеметы находятся в ведении другого китайского мастера, по имени Ло Гань. У него тоже имеется отдельная юрта и много китайских слуг, которые и собирают различные метательные машины по его рисункам и схемам. Если мастер Лу Юнь еще крепкий мужчина, то Ло Гань уже глубокий старец. Татары обычно не возят за собой громоздкие камнеметы, они их собирают возле того вражеского города, осада которого грозит затянуться надолго. Для сборки камнеметов нужны длинные прочные стволы деревьев, много кожаных ремней и волосяных веревок. Вот камни и глиняные сосуды, используемые при обстреле вражеской крепости, татары всегда держат под рукой в своем обозе.
Со слов Уки выходило, что китайские мастера могут собирать до двадцати камнеметов различной мощности за полдня. Стража у метательных машин всегда усиленная и располагается обычно двумя круговыми оцеплениями. Причем воины из внешнего оцепления находятся в поле зрения воинов из внутреннего охранного круга.
– Вот и получается, бояре, трудненько нам будет пробиться к татарским камнеметам, – сказал Сдила Нилыч, внимательно выслушав невольницу Уки. – Лучше и не пытаться, дабы ратниками зазря не рисковать…
Кто-то из воевод пожелал узнать, как получилось, что такие искусные мастера-китайцы оказались на службе у кочевников-мунгалов.
Шестак спросил об этом у пленницы.
Уки ответила, что Чингис-хан, дед Бату-хана, двадцать пять лет назад завоевал царство тангутов Си Ся между пустыней Гоби и Алашаньскими горами. Затем Чингис-хан сокрушил государство чжурчжэней на реке Хуанхэ, называвшееся империей Цзинь. Тангуты, как и чжурчжэни, образовали свои государства на землях, населенных китайцами. Все достижения китайцев в военном деле тангуты и чжурчжэни использовали в войнах друг с другом. Впоследствии Чингис-хан, покоривший тех и других, стал набирать китайцев в свое войско как мастеров осадного дела.