Батюшка сыскной воевода. Трилогия.

Белянин Андрей Олегович

– Бояре заели? Международная политика хромает? С молодой женой проблемы?

– Да в порядке всё! Я ж тебе русским языком говорю: томление у меня в душе образовалось… Хочу чего-то, а вот чего хочу – не ведаю… Шамаханы б напали, что ль?! Или самому на кого войной пойти?

– Говорят, вязание очень успокаивает…

– Пробовал, вон пряжа перепутанная под лавкой валяется. Тоска у меня, Никита Иванович, а ить я в таком разрезе сам себя боюсь – ну как руки наложу?! Не от пожара сердечного али разочарования любовного – из интересу!

В запредельное краешком глазу глянуть – и назад. Мысли всякие посещать начали…

– Вам бы к психологу надо, – посочувствовал я. Хотя, по совести говоря, какие психологи в их время? Любую хандру лечат водкой, не помогает – так дубиной! А уж откачивают потом всё той же водкой… Русская терапия!

– Может, вам в цирк сходить?

– И чего я там не видел?! У меня в собственном тереме каждый, почитай, день такой цирк… хоть всех святых выноси! О, главная циркачка идёт, слышишь?

Из-за дверей раздалась гулкая армейская поступь. Горох расправил плечи и спрятался за мою спину. Ну, правильно, если что – сразу под защиту родной милиции!

– О майн гот, кого я есть рада видеть! – Румяная австриячка от души расцеловала меня в обе щеки. При отсутствии посторонних Лидия Адольфина могла позволить себе некоторые вольности. Ей почему-то казалось, что я как-то причастен к устройству её счастливого брака. На мой предвзятый взгляд, ничего подобного не было… – Мой добрий дрюг-полицайн! Я ошень искайль фас по фашному делу. Мне приходить много… как это, битте… жалостей? Жалобностей?!

– Жалоб, – безошибочно угадал я и даже на девяносто процентов был уверен в том, кто их поставляет.

– Я, я! Именно, жалоб! Мой супруг, ваш король, ошень занят, я есть помогать ему слегка, мало-мало… Но закон должен бить!

– Быть, – поправил я.

– Бить! – подтвердила государыня. – Битте, взглянуть вот здесь.

Горох икнул, извинился по-немецки и попытался улизнуть, но его нежно перехватили:

– Майн либен, ты опять пиль до обеда? Но твоя красивий голова будет есть болеть! Как ты меня огорчать…

– Лидочка, уж прости, пожалуйста, но тут участковый пришёл, предложил по чуть-чуть за его здоровье. Как я мог отказать такому человеку? – беззастенчиво соврал царь. Австриячка глянула на меня с таким мягким укором, хоть сквозь землю провались…

– О та! Я понимайт, то есть ваш рюсский народний обычай – пить «за встречу», «за здоровье» и «за давно не виделись»! Зер гут, я буду привыкать…

Самодержец ласково чмокнул её в лоб и счастливо сбежал. Передо мной легла толстенная стопка доносов, жалоб и заявлений на милицейский произвол. Из более чем семидесяти бумаг две были написаны не дьяком Филимоном, остальные… И каждый лист приходилось разбирать со всей немецкой дотошностью и пунктуальностью! Утешало одно – я уйду, а вот Гороху с ней жить…

* * *

В отделение вернулся к вечеру. Подшил бумаги, часа два играл в «подкидного дурака» с Ягой и её котом. Угадайте,

кто остался? Хорошо, хоть не на деньги играли – я бы вообще без копейки ушёл. За ужином вернул своё, бабка обиженных судьбой жалеет и кормит, пока не лопнешь. Если я за всё это время ещё не колобок, то это только от нервов…

Кстати, одна из причин вечных стрессов – петух! Наша ненависть с первого взгляда успешно переросла в окопную войну. За зиму он успел отъесться, продумать новую стратегическую линию и теперь будил меня, предварительно укрывшись за бруствером из близстоящих куриц. Эти влюблённые дуры самоотверженно прикрывают его от любых моих происков. Я начал всерьёз задумываться о найме киллера.

Митяй заявился от силы на полчаса раньше меня. Где шлялся, не сказал. Но никого не «заарестовал» и ни во что не влип, трудился на уборке конюшни до первых звёзд. Парень умнеет на глазах, кто бы поверил… В целом всё шло так тихо и ладно, что я бухнулся спать рано, а сны снились полноцветные с цирковым уклоном. Бабке пришлось трясти меня дважды, случай редкий, обычно я просыпаюсь… хр-р-р…

– Никитушка! Да проснись же, сокол ясный! Беда!

– Ам…пым, я м… чё т…там, сплю я…

– Вставай же, люди пришли…

– Подача заявлений в отделение с девяти утра до пяти вечера без перерыва на обед! – всё ещё на что-то надеясь, отпихивался я, пока Яга не рявкнула:

– Подъём, сыскной воевода, а не то водой студёной оболью! Пришла беда неминучая в ворота милицейские…

– Без меня никак?

– Никак! – подтвердила бабка, её вид со свечой в руке был суров и патетичен, как у американской статуи Свободы.

Я старательно зевнул и, скинув одеяло, потянулся за брюками. Домохозяйка стыдливо отвернулась…

– Ты ужо, как наготу прикроешь, вниз спускайся, ткачи Брусникины тебя там ждут, дочь у них пропала. Двенадцатая, средненькая…

Несколько секунд я молча переваривал последнее предложение. Двенадцатая и средненькая?! Ё-моё, да сколько ж их там вообще имеется? И все дочери?! Ну… тогда Брусникин-старший в этом нехитром деле любого кролика переплюнет. Замуж, наверное, попытается сдать оптом…

В горнице меня ожидала пожилая супружеская пара. Жена оказалась женщиной тихой, незаметной, а муж – рябой мужичок щуплого телосложения – умудрился во время разговора строить глазки даже Бабе Яге! И вправду шустрый дядька, из таких виагру варить надо…

– Итак, записываю: кто пропал, когда, где и при каких обстоятельствах?

– Дочь, стерва, по ночи домой не вернулась! Прибью ить…

– Что-то вы грубо так…

– Да уж небось как есть! – грозно вскинул бородёнку ткач. – Ославила отца на всю улицу – до милиции довела! Вы уж, батюшка сыскной воевода, явите милость – отыщите дуру, а я с ней по-свойски, ремнём потолкую! Прибью, как бог свят, прибью…

– Имя и особые приметы пропавшей, – мысленно махнув рукой на чужие внутрисемейные отношения, продолжил я.