Байбаков
Шрифт:
Байбаков вспоминал: «Меркулов, заместитель Берии, привез к нам в Краснодар тех самых английских специалистов… Они уверяли, что на Северном Кавказе законсервированные по их методу скважины невозможно будет восстановить и, чтобы возродить нефтедобычу, нужно будет заново бурить рядом с уничтоженными другие скважины. По моему указанию провели испытания этого метода… Через день мы подняли колонну, разрезали ее нижнюю часть и увидели, что металл не схвачен цементом. Оказалось, что мешки по большей части не разорвались и не расслоились, а цемент затвердел прямо в них. В этом и была суть ошибки. Закупоренные таким образом скважины можно было очень быстро восстановить.
Когда ликвидировать промыслы? Разрешение должен был дать командующий Северо-Кавказским фронтом Семен Михайлович Буденный. Легендарный маршал Советского Союза, герой Гражданской войны («Веди, Буденный, нас смелее в бой! Пусть гром гремит! Пускай пожар кругом!»), главный конник страны был любимым героем народных сказаний: «Смотря какая бабель», «лошадь, она еще о себе скажет», «не учи ученого, не буди Буденного»… Ну и совсем бессмертное — «скакал на рыжем кобыле!».
Еще до войны Байбаков встречался с Буденным. Узнав, что штаб командования фронтом в Армавире (до нефтяных промыслов оставалось километров 150, не более), он решил переговорить с Семеном Михайловичем лично: «Почему медлят? Почему не дают приказ уничтожить скважины?» Полетели на У-2, за час должны были добраться.
Когда набрали высоту, внизу развернулась страшная панорама отступления советских войск. Пылали хутора и станицы, армейские части отходили где колоннами, где разрозненными группами. На задымленной земле рвались снаряды, стояла брошенная техника. А на аэродроме Армавира уже хозяйничали немецкие танкетки!
«Что же ты делаешь?! — кричал Байбаков идущему на посадку пилоту. — Поднимайся! Немцы!» Но самолет продолжал снижаться. Пришлось выхватить наган. «Если сядешь — застрелю!» — заорал он не своим голосом. Самолет взял курс на Краснодар. Позже пилот признался — он не мог иначе, жена и дочка были в Армавире. Нет, его не расстреляли (не дал Байбаков), но отправили на фронт, в штрафной батальон.
Штаб фронта замнаркома нефтяной промышленности отыскал уже в станице Белореченской. Как рассказывал Байбаков, маршал в подштанниках и нательной рубашке отдыхал на завалинке. «Коля, не торопись. Моя кавалерия остановит танки», — почему-то был уверен Семен Михайлович.
Совсем рядом лихие кубанцы обсуждали недавнюю победу: «Она вертится, проклятая, а я ее горючкой и… шарахнул. Они, как крысы, и повыскакивали! И чтоб они нас? Ни в жизнь…» Оказалось, что кавалеристы подожгли десять танкеток на подступах к реке Белой… «Но это ж совсем не танки», — удивился Байбаков.
Переговорив с Буденным, он решил действовать на свой страх и риск: «По телефону я дал нефтяникам приказ — приступить к уничтожению скважин, а сам сел в машину и направился на промыслы. Не успел я доехать… как меня разыскал по телефону член Военного совета Северо-Кавказского фронта Каганович и дал команду начинать ликвидацию промыслов».
Команда приступить к осуществлению взрывов была дана, но теперь это приходилось делать на виду у немцев.
В те годы нефтяные промыслы Краснодарского края были сосредоточены в двух районах — станица Апшеронская (ныне город Апшеронск) и станица Хадыженская (современный город Хадыженск). Расстояние между ними составляло порядка тридцати километров.
Ближе к фронту оказались апшеронские промыслы. Их надо было уничтожить в первую очередь. Группа Байбакова
Люди плакали, но взрывали. Закончив ликвидацию в станице Апшеронская, группа Байбакова срочно выехала на хадыженские промыслы.
Немцы теснили Красную армию к морю. Из станицы Белореченской штаб фронта переехал в Хадыжи. На правах члена Военного совета Лазарь Каганович решил лично ознакомиться с состоянием дел на промыслах. «Когда мы прибыли, — вспоминал Бесчастнов, — группа чекистов… взрывники и специалисты-нефтяники… уже подчищали последние „мелочи“. Ни одна скважина не работала, наземное оборудование — компрессорные, качалки, подстанции — демонтировано. Остальное подлежало уничтожению».
С видом знатока (недаром же он был первым нефтяным наркомом) Лазарь Моисеевич интересовался: «Все ли сделано как надо? Надежно ли забиты скважины?» Решил проверить: стал бросать в ствол одной из скважин камешки, в надежде услышать близкий стук их падения. «Невероятно! Неужели он думает, что скважины „забиты“ на всю глубину!» — удивлялись специалисты и сконфуженно переглядывались…
«Дотошно осмотрев консервацию одной из скважин и выслушав квалифицированное и обстоятельное пояснение Байбакова, — рассказывал Бесчастнов, — член Военного совета фронта поинтересовался: „Сколько потребуется времени, чтобы снова пустить скважину?“ — „Рассчитано на шесть месяцев… с гарантией“, — ответил Байбаков, улыбнувшись. Как обернулась для захватчиков „гарантия“, выяснилось потом… Оказалось, что проще и дешевле бурить новые скважины, чем расконсервировать старые».
Уфа, улица Пушкина, 69… Здесь в эвакуации жила большая семья Байбаковых. Однажды Клавдию Андреевну зашел навестить инженер-референт наркомата Анатолий Масленников. «Какой-то ты не такой, Толя! Что случилось?» — поинтересовалась хозяйка. «Он был в жутком состоянии, — вспоминала племянница Клавдии Андреевны Галина. — Сначала молчал, ничего не говорил. А потом сообщил — дядя Коля попал в окружение! Всю ночь мы не спали, плакали… А наутро тетя Клава собралась и поехала в Москву. Спустя некоторое время узнали: все обошлось, Николай Константинович в Туапсе — жив и здоров!»
Переход из Хадыжей в Туапсе! Дотянули до последнего. «Чего вы там паникуете? — распекал подчиненных Каганович. — Войска надежно удерживают район». А через 15 минут — приказ о срочной эвакуации штаба фронта в Туапсе! Быстро собрались, уничтожили остатки промыслов и двинулись в путь — по Малому Кавказскому хребту…
Из-за сильного обстрела и бомбежек пробирались лесами и горными тропами. Уходили вместе с теми, кто должен был остаться в тылу врага и вести партизанскую войну. «Этот отряд, — рассказывал Николай Константинович, — возглавил секретарь Хадыженского райкома партии Хомяков, человек, о подобных которому говорят: с таким и у черта в аду не пропадешь!» И не пропали… Через несколько тяжелых бессонных суток появились запыленные, небритые и голодные в Туапсе! Родным и близким полетели долгожданные вести — живы!!!