Байбаков

Славкина Мария Владимировна

Вспоминает Дмитрий Владимирович Украинский, в те годы руководитель планово-экономической службы совнархоза в Ростове-на-Дону: «Совнархозы создавались по принципу партийных органов. Однако с точки зрения экономики они оказывались мелкими. Для меня это было понятно сразу и, занимаясь экономическими вопросами в ростовском совнархозе, я начал собирать данные по другим шести совнархозам, которые находились на Северном Кавказе — какие предприятия, что за продукция, как налажены межхозяйственные связи. Когда мы первый раз встретились с Николаем Константиновичем в 1958 году, я показал ему эту папку и рассказал о том, что, на мой взгляд, было бы целесообразно объединить семь совнархозов Северного Кавказа в один крупный. Он тогда внимательно

посмотрел мои материалы, но ничего не сказал. Потом мы много раз общались по разным вопросам. А в 1962 году Байбаков позвонил мне и неожиданно спросил: „Дмитрий, а у тебя сохранилась папка, которую мы смотрели в 1958 году?“ Я ответил положительно и добавил, что эта папка „живая“, что она постоянно пополняется новыми данными. „Очень хорошо, — сказал Николай Константинович, тогда найди повод и приезжай в Москву, найдешь меня у Афанасьева (это был председатель Совнархоза РСФСР), мы с тобой должны тут поработать“. Если честно, я думал, что будет какое-то совещание или пленум… А когда приехал в столицу, выяснилось, что ведется большая работа по укрупнению совнархозов, для чего приглашены многие руководители с мест. Сразу же объяснили: строгая секретность. Предупредили, чтобы мы никого не ставили в известность. А что это значит? Нужно разрабатывать структуру укрупненных совнархозов, а звонить „по адресам“ запрещено. Тем не менее, благодаря тому, что у нас с Николаем Константиновичем была папка, мы сразу выдвинулись вперед. Структура укрупненного Северо-Кавказского совнархоза была готова первой».

Дмитрий Владимирович рассказывает, что уже тогда он обратил внимание на важнейшую черту Байбакова: «Для людей, с которыми Николай Константинович работал, он создавал максимально комфортные условия. После того, как мы посидели, посмотрели и сделали первый чертеж-схему укрупненного совнархоза, Байбаков сказал мне: „Дмитрий, ты будешь работать в Москве, а я не смогу бывать здесь подолгу, буду приезжать на два-три дня. Поэтому идем, я тебя познакомлю с людьми, которые могут тебе пригодиться“. Так, мы пошли в машинное бюро, потом на телефонный узел и так далее. Помещение, связь, бумага… — у меня не возникало никаких проблем. Я ни на что не отвлекался. Работа шла быстро».

А после того как структура укрупненного Северо-Кавказского совнархоза была готова, ее предстояло согласовать. «По нашей схеме управления, — рассказывает Дмитрий Владимирович, — у нас получилось 11 замов председателя совнархоза. Но Сергей Александрович Афанасьев сказал, что Хрущев перед очередной поездкой подчеркнул, что замов должно быть всего два. Один — по обороне, а другой — по всем остальным вопросам. И Афанасьев настаивал: „Чертите на двух замов“. Мы сначала сократили число замов до девяти, потом до семи. Но два зама — это было нереально. Тогда Байбаков решил отстаивать нашу схему. Написал все, как задумывали… И наши предложения утвердили».

И вновь Москва

В декабре 1962 года Николай Константинович с группой сотрудников выехал в Ростов-на-Дону. Однако на новом месте он проработал совсем недолго. Через три месяца (в марте 1963 года) ему позвонил председатель Бюро ЦК КПСС по химии П. Н. Демичев: «Срочно прилетай в Москву. С тобой хочет побеседовать Никита Сергеевич».

Он летел в Москву и думал, с чем же связан этот неожиданный вызов. Вспомнил и поездки Хрущева на Кубань. Встречи были недолгими, разговоров обстоятельных не велось, все как-то на ходу. В память будто врезался пристальный взгляд первого секретаря ЦК КПСС во время одного из посещений, словно тот пытался понять — не держит ли Байбаков обиды…

— Вы проделали большую работу, — начал разговор Никита Сергеевич. — Надо вам в Москву переходить. Хотим назначить вас председателем Госкомитета по химии.

— Никита Сергеевич, не трогайте меня, — попросил Байбаков, — мне там нравится. Тем более что мы образовали региональный совнархоз.

—

Нам ваши заслуги известны, — Хрущев был настроен решительно. — И то, что вы принципиальны, мы тоже знаем. Мы же с вами не расставались. Вы были назначены председателем Госплана РСФСР, но повели себя не так, как нужно.

— Я вел себя так, как подсказывал мне мой разум.

— Вы что, думаете отказаться? — Никита Сергеевич уже начинал сердиться.

— Нет, я не могу отказываться. Если я нужен здесь, то остаюсь. Но председателем Госкомитета по химии? Я же не химик.

— Но вы же нефтяник и занимались добычей нефти и газового конденсата, а это — ценное сырье для химической промышленности.

Так состоялось его возвращение в Москву…

Но ничему не научился

Байбакову Хрущев доверил самое сокровенное — химизацию страны. «Людей нужно накормить», — не сдавался Никита Сергеевич. Целина, кукуруза, теперь на передний план выдвигались минеральные удобрения. К тому же без химии невозможно было продвигать легкую промышленность. В духе времени ленинская формула о том, что такое коммунизм, зазвучала по-новому — «советская власть плюс химизация народного хозяйства»! Соответствующее постановление Пленума ЦК КПСС было принято в мае 1958 года, но с химией дела шли откровенно плохо.

Хрущев метался. То объявлял, что нужно «сократить расходы на оборону и эти средства направить на производство минеральных удобрений», то призывал «заморозить на три года металлургию и отдать деньги на химию». А еще его очень беспокоило сырье для химической промышленности. В середине 1963 года Никита Сергеевич направил в Президиум ЦК КПСС записку, в которой поставил вопрос о целесообразности быстрого развития газовой промышленности. Газ нужно беречь для потомков, доказывал Хрущев, использовать только на бытовые цели и нужды химии. Реакция последовала незамедлительно — тут же по распоряжению Кремля были приостановлены работы по строительству газовых магистралей, по поиску и разведке новых месторождений… Газовики были в ужасе!

Но не из робкого десятка оказался руководитель отрасли Алексей Кириллович Кортунов. Человек, прошедший всю Великую Отечественную войну и удостоенный звания Героя Советского Союза, он умел идти на риск и брать на себя ответственность. Во что бы то ни стало начальник Главгаза СССР решил отстоять отрасль. Вместе с заместителем председателя Госплана СССР Вартаном Александровичем Каламкаровым, отвечавшим за топливо, энергетику и химию, он начал готовить записку в ЦК. Нужно было объяснить первым лицам, что основным источником получения сырья для химического производства является не природный, а попутный нефтяной газ. Именно этот газ содержит тяжелые углеводороды, необходимые для выпуска полимеров. Кроме того, «себестоимость природного газа непосредственно у потребителя, с учетом всех затрат, ниже себестоимости угля в 5 раз, а производительность труда в добыче газа выше, чем при шахтной добыче угля, в 30 раз. Общая экономия от применения газа за истекшие четыре года семилетки составила 3,3 миллиарда рублей, всего же за семилетие она должна превысить 8 миллиардов рублей. Это в два раза больше всех капитальных вложений в газовую отрасль».

Перед тем как направить письмо в ЦК, Кортунов и Каламкаров решили посоветоваться с Д. Ф. Устиновым, тогда председателем Высшего совета народного хозяйства. Дмитрий Федорович внимательно прочитал документ, выслушал объяснения и сказал: «Если вы решили послать записку, надо это делать не за двумя подписями, а с большим числом подписей, чтобы не получилось, что вы, топливники, ставите этот вопрос с узковедомственных позиций. Сами понимаете, что случай этот беспрецедентный и очень серьезный». Устинов посоветовал обратиться к специалисту по химии — заместителю председателя ВСНХ СССР С. М. Тихомирову, министру геологии А. В. Сидоренко и Н. К. Байбакову. Сам он обещал поддержку, но подписывать записку не стал…