Байкал
Шрифт:
Садимся в байдарку. Идём на камни, на пороги реки Фролиха, смотреть, проверять свои закидушки, и вдруг поплавок дёрнуло, повело, тащу, окунь, огромный окунь. Ору.
– Эдик, глянь, рыба. Он был чуть подальше.
Идём, поднимаем свои, дальше, вижу, как подходят окуни, их много, глубоко, но всё видно, вода чистая прозрачная. Как в большом аквариуме. Глубоко, камни, пескари проносятся, проплывают, снуют. Подходим к Эдику. Рита задумалась и спрашивает своего мужа и удачливого рыболова.
–
– Он вытащили леску. А, а там одни останки. Запчасти окуня – верхняя губа, и внутренности. Что это. Как могло такое получиться?
Эдик глянул на свою, вторую, поплавок не плясал, не клюёт. Потом встал на камень как памятник вождю, который стравил красных на белых, и раздолбал такую страну, от края до края, вытянул руку почти до самых гор и голосом Левитана продекламировал.
– Поймите, какая тяга и жажда жизни. Попался, зацепили, заарканили, а он, напрягся и ушёл, всё, что мог оставил, но ушёл на свободу.
Он снова сел на огромный камень и продолжал свой промысел, как настоящий отец семейства сибиряков – кормилец.
А Рита опять ему, что да сколько.
– Ну как, есть хоть что – нибудь.
– Да таак. Семь штук.
– Вот жлоб – молчал, а я как прибацнутый, на всё озеро.
– Смотри, смотри, поймал. А он сидит и таскает хариусов окуней, как глухонемой.
– Эдик, я видела, как шла окуниха и маленький окунёнок, наверное мама и дочка. Правда, Эдик.
Но он молчал.
Старик ловил перемётом рыбу, а старуха, выпускала её обратно в воду.
– Интересно, рыбы понимают, так как дельфины?
Коль, а могут понимать, что их спасают. Вот если я сейчас выпущу окуня в воду, поймёт он, что я его освободила, спасла от сковородки?
– И, благодарный, уплывёт обратно. Радуясь и резвясь. А потом причалит обратно к берегу, со всей своей окунёвой роднёй…детьми, дедушками, бабушками, высунет свою милую головку и, с радостью, широкой улыбкой скажет нашим русским языком…
– Смотрите, о родственники, вон стоит на берегу…самая лучшая, самая красивая, самая добрая в мире девушка, и зовут её Рита. Видите, она стоит и улыбается, у неё даже ямочки на щеках, как у маленьких детей, дал ей Бог. Впрочем, не Бог, а мы ей сделаем всё, что в наших силах. А зачем, самое большое желание её сбылось – получила квартиру. Даже муж её Эдик, начал к концу второй недели писать этюды. Да, забыл, сделал ей для хлеба корыто, утку – ковшик для конфет. Ничего не нужно теперь уже ей. Они и так самые счастливая пара. Разве только сделаем ей каждый по совочку. Для Светланки, её дочери. А то она на них помешалась, сделала десять совочков и всё, дочери подарок, как она их только дотащит, до бухты Айяй. Причал, и теплоходик, нас ждёт не дождётся, а рыбы поклонившись, ушли в синие глубины озера.
– Да ну тебя Коль. Вот смотри, приплыл бы ко мне окунь ручной. Я его поглажу, и пусть плывёт домой.
– Да что его гладить, он, щекотки боится.
– Я бы его погладила легонечко. Поиграла с ним в воде, он пусть плавает около меня.
– И чтобы стала я владычицей морскою, а ты рыбка служила у меня на посылках.
– Так, да Рита?
– Нет, мы просто бы с ней играли.
Потом подходит к нашей пескарнице, самодельная бухточка, огороженная камнями, там плавают окуни, пойманные перемётом. Она их жалеет, говорит, что они бедные, что они и есть уже наверное хотят.
– Да что есть, они и пить хотят. Здесь, в нашем аквариуме, водица не свежая, не проточная.
– Неет, Рита, они газировку уважают. А мужицкое рыбное население и пивком балуются. Сам видел, с бутылки, прямо с горла хлебают…
– Да ну тебя! Они мучаются и что вообще, давай мы одного отпустим.
Она берёт осторожно самого маленького, и тихонько отпускает его в озеро. Окунь остановился, замер, подвигал плавниками, шевельнул хвостом и медленно поплыл. Медленно. Потом быстрее, быстрее, и, молниеносно двинул хвостом. Замелькал малахитовой чешуёй. Быстро скрылся в толще воды.
Я смотрел, Алик смотрел, Эдик стоял рядом, а Рита кричала восторженно радостно.
– Смотри. Смотрите, поплыл, поплыл. Смотри, как он радуется. Смотри, муж.
Озеро было тихое, спокойное. В прозрачной толще, к сказочным берегам ушёл окунь, который всю ночь висел на крючке и ничерта не понимал, что могло случиться. Почему было больно, и почему он не смог уйти. А сейчас окунь стремительно нёсся в бухту, где отражались голубые хрустальные величественные горы, инкрустированные блёстками перламутрового снега.
И, стояла на песчаной косе, счастливая и радостная Рита, улыбалась и радовалась. Потом она выпустила ещё одного, и снова радовалась, причитала, пела, кричала.
– Эдик, смотри, как он рад, как он плывёт. Как это красиво.
Наш пескарник осиротел. Был пуст. В нём осталась одна рыбка, которая плавала на боку, сверкала чешуёй, на серебристом животе горели красными кораллами его плавники, выпускать было бесполезно. Поздно.
Рита долго стояла и смотрела в ту сторону, куда уплыли рыбки.
… Шумели, грохотали где то реки горные на порогах.
Наступал вечер. С Байкала плыли белые облака, расстилаясь туманом по всей долине и нашему озеру.
Днём шумел, выл ветер, – шторм на нашем озере, байдарку хлестали, били, попадали брызги волн, прямо через фальшборт, а рыба дремала, спрятавшись в глубинах, на самом дне, пережидая непогоду. И, конечно клёва не было. Проверяли перемёты, – нет, крючки с наживкой были пустыми. Наш ужин отдыхал в озере, в прекрасных, уютных для его жителей глубинах.