Байки деда Игната
Шрифт:
— А чи шо покажи, Спырыдону, той пьятак, шо царица Катэрына посияла, гуляючи у Протоки, — просил он иногда подвыпивши и будучи в настроении. — Та заодно расскажи, як вы с Охрымом боронувалы ту бисову ричку! Спиридон, добродушно улыбаясь, привычно отмахивался — не до того, мол, есть поважнее дела и поинтересней. Пятак же хранил — уж больно хорош он был, большой, тяжелый, с красивыми вензелями. Побрасывая его на ладони, он, бывало, с ухмылкой говорил:
— Нычого… Мы свое ще найдэмо…
В отличие от брата Касьяна он верил, что клад, если «добрэ пошукать», найти все же можно.
А кладов тех в старину было немало. Прошел как-то слух, что в Славянской, на том, говорят, самом месте, где в стародавнее время располагался штаб самого Суворова,
Так вот, в той Полтавской малые хлопчики откопали в глинищах, а может, в бурьяне нашли — по-разному говорят, — старинный кинжал такой красоты, что сам Аслан не побрезговал бы его носить. Железо, правда, от земной сырости перегнило и превратилось в ржавую коросту, но золотая с каменьями рукоять блестела, как архиерейское облачение.
Но то все случайные находки, все равно, что спиридонов пятак — шел себе человек, ничего такого не думал, а тут ему — счастье, планида такая. Другой, может, сто раз тут спотыкался, или огород копал, а то и криницу, — и ничего…
Касьяну, когда он был на турецкой войне, рассказывал один служивый, казакпашковец, что у них там дюже серьезный клад искали. Приехали из Катеринодара чины войсковые, стариков под большим секретом расспрашивали, может, кто чего знает. Награду обещали немалую, если, значит, чьи соображения на след наведут. И как стало потом известно, искали бочонок, а может и два — засмоленные, с червонным золотом. Вроде те бочонки где-то тут, то ли у Пашковки, то ли у Круглика закопали по приказу отцов-атаманов доверенные после Персидского похода, когда в Катеринодаре казачий бунт случился. А когда тот бунт разогнали, то хлопцы, спрятавшие те бочонки, по судебной ошибке в Сибирь «зашкандыбали» и там сгинули, а другие участники той захоронки не объявились, и только через много-много лет в войсковой канцелярии нашлась какая-то бумага — старинный папир, из которого начальство и прознало, что был такой клад, да только где его искать?
Старики-пашковцы после отъезда высоких чинов за квартой перцовки-горилки трясли чубами, думку думали — «а чи шо правда про ти кляти бочонки, так тоди где их шукать?». Протрезвев, решили-таки сами поискать, полагаясь на здравый смысл, и обозреть подозрительные закутки, исходя из размышления: а куда бы ты сам закопал казенную скарбницу, если бы, не приведи Господь, тебе то было поручено… Мест подходящих было много, по при общем обсуждении все они были по разным соображениям отвергнуты, и выходило, что, может, того «червонного» клада и вовсе не было, а старинный «папир», что нашелся в Катеринодаре, был вовсе не о том, — «мы ж його нэ бачилы!» (мы же его не видели).
Так или иначе, а в станице еще долго жил слух про «персидские бочонки», да так и заглох. Как заглох никем не проверенный слушок про то, что в Ангелинском ерике, прямо у самой нашей станицы, давным-давно затонул турецкий корабль с несметным богатством.
— Можэ пошукаем того клада, — не то в шутку, не то всерьез предлагал Касьян брату Спиридону. — А як найдем, то гульнем жэ поширокому, як гуляли колысь казаченьки-черноморьци!
— Та ни… — обычно отказывался Спиридон. — Клад? Чого его шукать? Вин сам тебе найдет, как ряд твой (т.е. очередь) придет… Однако дядько Спиридон все же не удержался и чуть внове не увязался в поиск сокровищ, не ожидая, когда до него дойдет тот «ряд». Как-то осенью, когда неотложные полевые работы были окончены, к нему явился все тот же неизменный друган Охрим и поведал, что под Таманью какие-то ученые мужи из самого Петербурга могилы (т.е. курганы) копают, и уже нашли «что-то
В общем, друзья поехали, но ничего для себя полезного на раскопе не увидели, копают люди и копают. Поразила их куча черепков, да еще «заграничный немец», длинный, худой, который все что-то объяснял нашему — «русскому немцу», — и уж тот командовал рабочими. Копают неспешно, каждый ржавый гвоздик, каждую черепушку откладывают в сторону. Перед вечером, правда, откопали небольшую посудину с длинной ручкой. Видать, медную, очень зеленую от старости и вековых невзгод.
— Кругла, — объяснял Спиридон, — така, як салотовка, только маленька. Закордонный немец дюже обрадовался, крутил ее, крутил, нюхал и чуть не облизывал… Как объяснил «русский немец», эта штуковина была очень старой, ею пользовались еще до рождения Иисуса Христа, может, при самом царе Соломоне. Друзья так и прозвали виденную ими диковину «салотовкой царя Соломона».
— А шо, — посмеивался дед Игнат, — може сам царь Соломон как раз в ции салотовци сало соби на борщ толок. Ведь очень стара была та посудина. А что мала, так он, може, сало не долюбливал…
— Так той жэ Соломон був иудейской веры, — напоминала бабка Лукьяновна. — И сала не ел!
— Эгэш! — не соглашался дед Игнат. — Потому и салотовка була манэнька, як он грешил помалу. Он был мудрый, и знал, шо борщ без сала не зробишь: без свинячого тела нету дела! А шо сало ел, так за то ему и прозвище: Саломон… А свой какой ни то курган друзья так и не решились раскапывать. Уж больно много их, таких курганов, вокруг станицы в то время было. Это сейчас их почти все распахали, приземлили, принизили, и тоже ничего не нашли, да и не искали. Вот про клады сейчас и не слыхать, то ли их действительно все понаходили, то ли люди стали богатыми и им чужое сокровище как бы в брезготу.
Дед Игнат сокрушался, что не слышно и о тех кладах, что попрятали наши паны-куркули, которые в двадцатые годы «тикалы за кордон». И может, хорошо прятали. Ходил же слух, что еще в восемнадцатом году атаман Рябовол закопал где-то под Уманской войсковую казну, а где — никто не знает, и ничего от тех казацких сокровищ по рукам не ходило…
Не без того, чтобы где-нибудь найдутся серебряные ложки или чарки. Недавно в хате купчихи Хоменчихи (тоже была такая родичка!) нашлась на горище торба с неразрезанными керенками. Так разве это клад?! Смех один, а не клад. Кто ж за таким «кладом» пойдет с лопатою, да еще в какое-нибудь страхолюдное место?
— Все ж, думаю, самый лучший клад, — вздыхал дед Игнат, — коли он своим горбом сработан, а тот, шо надурняк нашел, так и уйдет, як пришел…
БАЙКА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
про Белого царя, да про высочайшее его пребывание в землях наших благодатных
До Бога, говорят, высоко, а до царя — далеко, да только далекое, бывает, приближается. Жил себе был наш российский «Белый», как тогда его называли, царь в заоблачном Петербурге, да и надумал явиться на благословенную Кубань — верных своих казачков посмотреть, да и себя показать, а то мало ли чего, еще не поверят, что есть он, тот царь, в натуре… А может, кто присоветовал — умных голов у нас как нерезаных собак, в проще сказать — «як пчел», особенно, если кому чего присоветовать…