Байки из «Белого Оленя»
Шрифт:
– Все ради науки, – пояснил он. – Идея лаборатории биофизики. Они хотят точно выяснить, что содержится в табачном дыме – для этого и нужны все эти фильтры. Вы ведь слышали о старом споре: вызывает ли курение рак языка и так далее? Проблема в том, что для анализов требуется огромное количество. дистиллята, из него потом выделяют составные компоненты. Поэтому нам приходится много курить.
– А разве вся эта канализация в трубке не лишает вас удовольствия от курения?
– Понятия не имею. Видите ли, я просто доброволец. Я не курю.
– О-о… – протянул я. Тогда мне это показалось единственным ответом, но тут я вспомнил, как начался разговор.
– Вы сказали, – продолжил я с некоторой
– Я вспомнил, – ответил он после нескольких экспериментальных затяжек, – про «глушитель Фентона», судьба которого оказалась печальна. Грустная история… но, как мне кажется, поучительная для всех нас. И как знать, вдруг кто-нибудь и когда-нибудь сумеет его усовершенствовать и заслужить благодарность всего мира.
Затяжка, бульк-бульк, пафф…
– Что ж, давайте послушаем эту историю. Когда она началась?
Он вздохнул:
– Я уже почти жалею, что упомянул о ней. Но раз вы настаиваете. и, разумеется, при условии, что сказанное не выйдет за пределы этих стен.
– Э-э… конечно.
– Так вот, Руперт Фентон был одним из наших лаборантов. Очень способный юноша, с прекрасными знаниями по механике, но, естественно, не очень сведущий в теории. В свободное время он вечно что-то мастерил. Идеи обычно идеи к нему приходили хорошие, но, поскольку теоретические знания у него были слабоваты, его изобретения почти никогда не работали. Но это, похоже, его не обескураживало; думаю, он воображал себя современным Эдисоном и верил, что сможет заработать состояние, сварганив что-то из радиоламп и всяческих деталей, которых в лаборатории предостаточно. Поскольку это увлечение не мешало его обязанностям, никто против него не возражал. Более того, преподаватели прикладной физики даже поощряли его, потому что в любом энтузиазме есть, в конце концов, нечто вдохновляющее. Но никто не верил, что он когда-либо далеко продвинется, потому что Фентон, как я полагаю, не мог даже проинтегрировать «е» в степени «икс».
– Неужели такое невежество возможно? – ахнул кто-то.
– Ну, возможно, я преувеличиваю. Пусть будет «икс е» в степени «икс». В любом случае, все его знания были исключительно практическими – полученными «методом тыка». Дайте ему сколь угодно сложную схему, и он изготовит вам аппарат, но не поймет, как тот работает – разве что это будет нечто совсем простое, например, телевизор. Его беда заключалась в том, что он не сознавал свои ограничений. И это, как вы увидите, привело к весьма печальным последствиям.
Думаю, идея зародилась у него, когда он наблюдал за проводимыми студентами опытами по акустике. Полагаю, все присутствующие понимают, что такое интерференция?
– Естественно, – ответил я.
– Эй! – отозвался один из шахматистов, уже бросивший попытки сосредоточиться на игре (наверное, потому что проигрывал). – Я не понимаю.
Парвис взглянул на него так, точно бедняга не имел права жить в мире, где изобретен пенициллин.
– В таком случае, – холодно произнес он, – мне, как я полагаю, лучше кое-что пояснить. – Наши возмущенные протесты он отмел взмахом руки. – Нет, я настаиваю. Подобные вещи необходимо объяснять именно тем, кто их не понимает. Если бы кто-нибудь вовремя удосужился теоретически просветить беднягу Фентона…
И он взглянул сверху вниз на теперь уже окончательно сконфуженного шахматиста.
– Не знаю, – начал пояснение Парвис, – задумывались
– Раз… чего?
– Разрежений.
– Может, вы подразумевали «разряженностей»?
– Нет, не подразумевал. Сомневаюсь, что такое слово существует, а если и существует, то не имеет права на существование! – взорвался Парвис с апломбом сэра Алана Герберта, роняющего особенно отвратительный неологизм в воображаемую бутылочку с эфиром. – Так на чем я остановился? На объяснении звука, разумеется. Когда мы производим любой шум, от еле слышного шепота до недавно услышанного грохота, в воздухе перемещается цепочка изменений давления. Вам доводилось когда-либо видеть, как работает локомотив на сортировочной горке? Если да, то вы видели превосходный пример подобного явления. Один из концов цепочки вагонов получает толчок, первые два вагона соприкасаются буферами – и вдоль всей цепочки пробегает волна сжатия. А следом за ней происходит обратное явление – разрежение, повторяю: разрежение – когда вагоны снова разделяются.
Все выглядит достаточно просто, когда имеется только один источник звука – и единственный волновой набор. Но предположим, у нас две волновые структуры, движущиеся в одном направлении? Тут и возникает интерференция, для демонстрации которой в элементарной физике имеется множество красивых экспериментов. Нас сейчас должен волновать только один факт: если два набора волн идеально точно сбить с шага, то в результате мы получим ноль. Импульс сжатия одной волны попадет точно на импульс разрежения другой – и в целом ничего не изменится, а потому не будет и звука. Если вернуться к аналогии с вагонами, это будет примерно то же самое, если хвостовой вагон одновременно толкнуть вперед и дернуть назад. Он так и останется на месте.
Некоторые из вас, несомненно, уже поняли, куда я клоню, и догадались, каков был принцип, заложенный в идею глушителя Фентона. Молодой Фентон, как я представляю, размышлял примерно так. «Наш мир, – говорил он себе, – переполнен всевозможным шумом. И если кто-либо изобретет безупречный глушитель, то заработает состояние. Итак, что для этого нужно?..»
Ответ он отыскал быстро: я ведь говорил, что парень он был башковитый. Его пилотная модель была очень проста и состояла из микрофона, специального усилителя и двух громкоговорителей. Любой раздающийся звук улавливался микрофоном, усиливался и обращался по фазе, переходя точно в противофазу по сравнению с исходным. Далее он поступал в динамики, исходная звуковая волна гасилась новой, а в результате наступала тишина.
Разумеется, все было не так-то и просто. Необходимо было обеспечить, чтобы гасящая волна имела точно такую же интенсивность, то есть громкость – иначе результат получался еще хуже начала. Но это технические детали, и не стану вас ими утомлять. Многие уже поняли, что это простой аппарат с отрицательной обратной связью.
– Минуточку! – прервал его Эрик Мэйн. Должен отметить, что Эрик – эксперт по электронике и редактирует какую-то связанную с телевидением газету. Он также написал радиопьесу о космических полетах, но это совсем другая история. – Минуточку! Тут что-то не так. Таким способом добиться тишины нельзя. Потому что тут нельзя добиться совпадения по фазе..