Байки из роддома
Шрифт:
Новорожденный был бледно-синим, не шевелился, не кричал, и, как показалось Данилову, не дышал. Девяткина приняла его у акушерки, хлопнула по спине, недовольно покачала головой, и, как только Вартик перевязала и перерезала пуповину, стремглав сорвалась с места, шепотом бросив коллегам:
– Дышит.
За ней выбежала «детская» медсестра.
– Всего один крошечный сантиметровый разрыв, – гордо сказала Вартик. – Для первородящей…
Для первородящей, да еще без эпизиотомии, это и впрямь было замечательно. Могло бы быть гораздо хуже.
Юртаева
– Поздравляю, Оленька, вот мы и отрожались.
– Все? – не поверила молодая мать, еще три минуты назад бывшая роженицей.
– Все, – подтвердила врач. – Девочка у вас, дочка…
Юртаева сделала короткую паузу, и, словно прикинув в уме, продолжила:
– Три с половиной килограмма.
– А сколько баллов?
– Что? – переспросила врач.
– Сколько баллов по Апгар?
Баллы по шкале Апгар – от нуля до десяти – это первая оценка, которую получает крошечный человечек, едва появившись на свет. Потом в его жизни будет множество оценок, но вряд ли какая-нибудь из них по важности сможет сравниться с самой первой, характеризующей его жизнеспособность. Акушер оценивает ребенка сразу после рождения и через пять минут, характеризуя его крик, дыхание, цвет кожи…
– Девять баллов! – Чтобы не травмировать молодую мать, Елена Ивановна увеличила оценку более чем в три раза.
– А где она? – заволновалась мать. – Почему я ее не слышу?
– Ее сейчас обрабатывают, взвешивают… и вообще неонатологам много чего надо сделать с новорожденным. Тем более что вы сейчас настолько изнурены, что вам ее и в руках не удержать. Так что всему свое время. Не волнуйтесь – с ребенком все нормально.
– А когда ее принесут?
– После того, как вы поспите, – пообещала Юртаева. – Вам надо отоспаться, прийти в себя… Снотворное я вам не предлагаю…
– Не надо.
– …думаю, что вы и так заснете.
Юртаева помяла опавший живот пациентки, оценивая, на каком уровне находится дно матки, и положила на него пузырь со льдом, обернутый в вафельное полотенце.
– Холодно! – поморщилась Оленька.
– Это необходимо! – категорично отрезала Юртаева.
– Хорошо.
– Вот и славно! Сейчас я наложу вам швы на место разрыва, а затем мы переведем вас в соседнюю палату, вы там полежите несколько часов, а потом уже пойдете «на этаж», – резюмировала Елена Ивановна. – Швы накладывать без обезболивания? Или сейчас, когда все уже позади…
– Без обезболивания. Действительно – все уже позади…
– Будь по-вашему, – согласилась врач.
Юртаева задвинула выдвижной лоток кровати, предназначенный для приема новорожденного, уселась у распахнутых колен Оленьки и начала шить. Вартик ей ассистировала – подавала салфетки, тампоны и зажатую в зажиме иглу с уже вдетой нитью. Они справились за пару минут.
Данилов тем временем измерил пациентке давление, оценил пульс, выслушал сердечные тоны, осмотрел зрачки и не нашел никаких отклонений.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он.
– Превосходно, – попыталась улыбнуться родильница.
– Ничего не беспокоит?
Пациентка закрыла глаза и отрицательно покачала головой.
Наложив
– Спасибо, коллеги, можете отдыхать. Отстояли свое.
«Отстояли, отсидели – какая, к черту, разница», – подумал Данилов, отправляясь в ординаторскую – выпить кофе.
– Как все прошло? – спросил его заведующий отделением анестезиологии.
Общительный и добродушный, Илья Иосифович предпочитал ординаторскую своему крошечному кабинетику.
– Мать нормально, ребенок не очень.
– Совсем плохо?
Данилов пожал плечами. Взяв со своего стола чашку, он дунул в нее, затем бросил внутрь чайный пакетик, налил сверху кипятка и уселся на диван, закинув ногу на ногу.
– Совсем с ума посходили некоторые, – начал Вознесенский.
– Кто именно? – спросил Данилов.
Как будто не знаешь! – хмыкнул шеф. – Народ продолжает волноваться – кого на «хозяйкино» место посадят. И с каждым днем волна все шире, а дерьмо – все гуще. То Гавреченков сходит с ума, то Гвоздев на что-то надеется. И начмед небось когти точит, даром что в отпуске…
Главному врачу роддома недавно исполнилось шестьдесят три года, и вскоре она должна была уйти со своего поста. Все в больнице гадали: кто займет ее место? Многие сотрудники считали, что «повысят» кого-то из своих, и пытались понять, кого именно. Вознесенский же придерживался противоположного мнения, ожидая, что новый главный врач будет из «варягов»: кем-то посторонним, пришлым.
– И каждый пытается перетянуть меня на свою сторону. Всю плешь проели! – Шеф звонко шлепнул свободной левой рукой по своей блестящей лысине. – Да еще с намеками, что если, мол, что не так, то заведующим тебе не быть! Если честно – то в гробу я видел это заведование. Я здесь все потерял – и здоровье, и сон, и шевелюру! Уйду в госпиталь ветеранов, меня туда давно зовут заведовать, непременно уйду!
Если верить Илье Иосифовичу, каждое лечебное учреждение Москвы мечтало заполучить его в заведующие отделением анестезиологии и реанимации. Однако он не торопился уходить, сохраняя верность родильному дому, в котором, по его собственному признанию, потерял все, кроме умения радоваться жизни. На потерявшего здоровье энергичный толстяк Вознесенский похож не был. Шевелюра – другое дело, от нее на голове заведующего отделением остался только неширокий венчик полуседых волос.
– Ладно! – Сделав очередной глоток кофе, Илья Иосифович подобрел. – Поработаю пока. Мне в этом цирке божьем не участвовать – анестезиолога в главврачи роддома все равно не поставят. Понаблюдаю со стороны, а уж потом уйду. Если вынудят.
– Мудрое решение, – вежливо кивнул Данилов, которому давно наскучили однообразные речи заведующего. – Поживем – увидим.
– Слышал я, что вашего Гучкова вроде бы прижали, – продолжил Вознесенский, для которого Данилов был не просто подчиненным, а человеком со «скорой помощи». – Будто бы за закупку лекарств…
– Не знаю, но за это у нас любого попереть можно, – отозвался Данилов. – Не глядя. Как и за закупку всего остального. Закупки – дело скользкое, но прибыльное. Как говорится, «сидя у реки, от жажды не умрешь».