Байки о любви, семье и теще
Шрифт:
– Да какие шуточки!
– чуть не заплакала жена, - Две недели прошло, а месячных нет.
Муж отложил ложку и отодвинул тарелку:
– И кто же это тебя, боженька надул? Или Карлсон прилетал?
– Ну, что ты мелешь, Костик! Какой Карлсон!
– Толстый!
– заорал муж, - Откуда ты могла забеременеть, если я с презервативом чуть ли не на работу хожу? Не говоря уже о том, что четверть зарплаты на них тратим!
Жена всхлипнула:
– Ты что ж думаешь, что я могла тебе изменить?
– А что ж, в гондоне дырочка оказалась?
– А разве такого быть не может?
– У тебя,
– Костик, а не в Новый ли год я залетела? Помнишь, мы тогда порядком выпили. Может быть, ты в тот раз и не надевал резинку-то?
– Как же! Не надевал! Сама попросила с усиками.
– А на рождество?
– А тогда был розовенький, в виде бегемотика.
– А на старый новый год?
– С запахом клубники. Да что я совсем пьяный был и ничего не помню! Что ты из меня дурака делаешь?
Костик в гневе отшвырнул тарелку со щами, та упала на пол и разбилась Катерина разрыдалась:
– Ты и есть дурак! Думай сам, что говоришь. Когда мне налево ходить? Днем с пятерыми, как белка в колесе, а ночью, сам знаешь, никуда не уходила, только с тобой спала...
Костик положил локти на стол, уставился на трехлитровую банку с мариновыми огурцами. И в самом деле: жена ни разу не отлучалась. В этом месяце даже тешу не навещала. Он закурил сигарету и сдержанным голосом стал рассуждать:
Так, до нового года у меня была упаковка американских презервативов с усиками и шариками. После праздника, третьего числа, я в палатке купил араматизированные, французские. Ну-ка посчитай, какого числа ты могла залететь?
– Катерина всхлипнула и стала загибать пальцы на руке:
– Тридцать первое, второе, третье... Пятого! Точно - пятого января. Пятого, ты как раз первый день после праздников на работу пошел. А вечером такой ласковый был!
– Значит, в суд тебе надо на французов подавать.
– В какой суд?
– брови жены полезли на лоб.
– Ясно в какой. В наш, народный!
– Зачем?
– Ну, если ты нигде и ни с кем не гуляла, значит, все-таки бракованный презерватив попался? Так?
– Так.
– И ты залетела.
– Залетела.
– А шестого ребенка мы не планировали.
– Нет. Не было такого уговора.
– Вот подавай в суд на французскую фирму и требуй компенсацию. Иди в общество защиты потребителей и пиши исковое заявление, мол, в результате бракованной продукции...
– Так почему я?
– перебила его жена, - Что, я эту самую продукцию тебе на причинное место натягивала? Ты пользовался - ты и подавай. А я здесь ни причем.
Мужик опешил: такого отпора от своей супруги он не ожидал. И опять его начала душить злоба. Надо же, кучу денег на презервативы перетратил, удовольствие свое от близости с женщиной в резиновую оболочку упрятал, а теперь он ещё и расхлебывай! Она залетела, а он виноват! Ну, ни наглость?
Лицо снова кровью налилось, и как хрястнет он со всего размаха кулаком по столу:
– Говори, с кем дитя нагуляла! Не признаешься - подаю на развод.
Женщина снова стала кулаками глаза протирать. А мужик не унимается:
– Это надо же что придумала: дырка в презервативе
До утра мужик шумел. Даже не позавтракав, на работу подался. И не думала, женушка, что у неё муж может быть таким ревнивым. Жалко ей его стало. Один ведь спину гнет, старается всю семью обеспечить.
А через неделю принесла ему справку. С помощью инспекторов из общества потребителей удалось определить, что партия французских презерватив, которую раскидали по коммерческим киоскам, была с браком. Какая-то отечественная фирма закупила за рубежом эти самые резинки без сертификата качества. А какой может быть сертификат, если у тех срок годности ещё в прошлом десятилетии закончился, и французы эти резинки на помойку везли. А тут наши коммерсанты подвернулись...
Мужик справку-то прочитал, закурил сигаретку и улыбнулся:
– А я не против шестого. Может мальчишка будет?
– Навряд ли, - ответила женщина, - Ты ведь бракодел. На мальчишку не способен.
– Но, но! Не бракодел, а ювелир. Знаешь, девчонку не так легко сделать...
1998 г.
А ВОКРУГ ТОЛЬКО СЕРОСТЬ
Жил-был один мужик, которому, как считали его родные и знакомые, очень не повезло в жизни. Умницей он был, можно сказать, с золотой головой, быстро продвигался по служебной лестнице, легко решал тяжелейшие производственные задачи, но вот беда - никогда не улыбался. И шутить ведь мог неплохо, но из-за зловещего выражения лица его юмора никто не понимал. Словом, он всегда выглядел каким-то угрюмым и сердитым. По телевизору о стабилизации рубля говорили, а он словно горевал и вспоминал времена социализма. Даже тогда, когда он пребывал в хорошем расположении духа, лицо у него все равно получалось хмурым и недовольным. "Улыбнись!" - просили его. Он улыбался, лицо сразу приветливым становилось, добрым, но через минуту снова принимало недовольный вид. Забывал, наверное, что постоянно улыбаться надо.
А сколько проблем он нажил из-за своей хмурости! Теща, раз в квартал наезжавшая в гости, чуть не плача жаловалась дочери: "Чего твой благоверный на меня набычился? Чем я ему не угодила?" "Да не сердится он нисколько, отвечала дочь.
– Просто у него выражение лица такое".
Иногда и с высоким начальством получались инциденты. Однажды на предприятие министр заглянул, похвалил работу его подразделения и, пожав руку, пошутил: "Такими темпами шагать будешь, скоро в моем кресле окажешься". А мужик брови нахмурил, губы поджал и ответил: "Буду стараться". Хотел бодро сказать, весело, а получилось угрожающе, так, как будто он уже на другой день хотел занять министерское кресло.
В транспорте, в магазинах, на улице - всюду люди его сторонились. Кому приятно иметь дело с вечно недовольным? Надо сказать, и платили тем же. Продавцы с презрением кидали покупку на прилавок. Пассажиры, когда он с угрюмым видом пробирался к выходу, бросали вдогонку: "Сам дурак!". Даже, когда он купил автомобиль и стал ездить на работу на личном транспорте, его преследовали неприятности. Остановит гаишник для проверки документов, а из салона выходит сердитый мужик, ну и милиционер тоже в позу становится: "А огнетушитель у вас есть? А аптечка? А анальгин в аптечке?" Трижды останавливал его один и тот же гаишник и трижды штрафовал. Не за то, что чего-то там не было, а за то, что не нравилось ему лицо мужика.