Байки служивых людей
Шрифт:
Грузины входят в дом, путана уезжает на том самом такси. Мы сидим в «копейке». Ждем, чтобы они поднялись и начали действовать. Состояние, надо сказать, несколько мандражное... Но — надо брать! Выждали минуту, и вперед. С первого этажа слышим треск на шестом — все ясно, ломают дверь. Втроем, с газовым револьверчиком, поднимаемся. Рации у нас нет, наручников нет. Романтика, одним словом. Можно и другими словами определить, но непечатно будет совершенно...
Поднялись. Дверь взломана монтировкой, щепки валяются... открываю тихонько дверь и — скажу честно — страшно жалею, что нет на мне бронежилета. Все лезет в голову ориентировка кутаисского ГУВД: перестрелка, граната, убитый мент...
Ромка с Димой разлетаются: один в комнату, другой в кухню. Тоже орут про уголовный розыск... Этот крик, по сути, единственное наше оружие... Но там — никого. По крайней мере они оба выходят и говорят: никого. И в сортире никого. И в ванной... Ну где второй? Где?
Рома бросается на лестницу. Димон снова входит в комнату. И... видит ботинки под портьерой у окна. Портьера слегка колышется, а из-под нее торчат носки ботинок. Димка хватает первое, что попалось под руку (а попалась ему хрустальная ваза), и обрушивает ее на убийцу, скрытого портьерой. Вместе с осколками хрусталя, вместе с шелковым полотнищем налетчик падает на пол. Под ноги Димке выкатывается граната... Он потом рассказывал: граната катится по полу, катится, стекляшки блестят. И он понимает, что надо отпрыгивать куда-то, за дверь, за стену... И — не может. Но она не взорвалась — грузин кольцо не выдернул. То ли не успел, то ли просто не решился.
Вот такое задержание получилось... Да, пистолета при них не оказалось, они его у Маринки оставили. С собой была только граната да по ножу у каждого... В общем, связали мы голубчиков простынями, так как наручников у нас не было, связали, и тогда начался отходняк от пережитого. И мы стали их бить. Как только они начинают шевелиться, мы начинаем их бить. От нервов ли, от страха... черт знает отчего, но именно так все и было.
Что потом? Потом звоню территориалам: приезжайте, забирайте. Те приехали, надели на орлов наручники, увезли. А мы сидим, ждем теперь уже следователя с экспертом... Игорь к нам поднялся. И вчетвером мы сели пить. Проститутка, она и есть проститутка — все у нее импортное. Раскатали мы бутылку джина с каким-то стражником на этикетке. Как сейчас помню, в красной одежонке был стражник. Вкуса этого джина не помню, цвета, запаха... а вот картинка запомнилась, до сих пор перед глазами стоит.
Потом приехали следак с экспертом, покрутились там, нас опросили, и мы поехали в отдел. В отделение что нам ехать? Мы бандитов взяли, остальное — дело техники... А мы сидим у себя пьем вторую бутылку. Напряжение уже прошло, сидим воодушевленные, приподнятые. Вдруг открывается дверь и входит товарищ Братынский:
— Ну что, ребята, взяли?
Как мы вчетвером на него посмотрели!.. Мы на него только посмотрели, и он сразу обратно за дверь — шасть. Ух, сука какая... А потом появилась потерпевшая, проституточка наша. И заверещала: о-е-ей, мою водку пьете, я на вас буду жалобу писать. В квартире разгром, штора порвана, простыни в крови, ваза разбита... А вы еще и водку пьете мою, паразиты, бездельники!
Такое вот «спасибо». Можно, конечно, плюнуть — проститутка, она и есть проститутка, но настроение изгаженное.
Потом было еще смешнее. Приехали грузины, забрали своих героев. Те после задержания были полностью деморализованы, во всем сознались. Наш товарищ Братынский с грузинскими оперативниками
...Но и это еще не все! Спустя месяц пришел счет за телефонные переговоры с Кутаиси. Братынский вызывает меня и показывает этот счет.
— Ну ты даешь, Кондрашов! Как это ты на восемьдесят два рубля умудрился наболтать? Ты что, не знаешь, что есть приказ, устанавливающий лимит на междугородные разговоры — сорок рублей в месяц.
— Я же, — отвечаю, — по делу звонил.
— Еще бы ты не по делу... Только личные разговоры нам не хватает оплачивать. Придется с тебя сорок два рубля удержать.
Все! Абсурдность ситуации достигла пика. Я сижу слушаю рассуждения товарища Братынского... Вернее, я не слушаю рассуждения товарища Братынского. Доносятся какие-то слова: ответственность.. понимание задач... новое мышление... человеческий фактор...
— Станислав Михайлович! — говорю я, невежливо перебивая старшего по званию. — Станислав Михайлович, всему есть предел. Очнитесь!
А он на меня смотрит осоловевшими от словоблудия глазами и, видимо, думает про «человеческий фактор». И не понимает, почему же я-то этого не понимаю. Видно, до «нового мышления» я еще не дорос.
Я встал и вышел. Я даже дверью не хлопнул. Я ее аккуратно закрыл и пошел к ребятам пить водку... Сорок два рубля с меня все-таки удержали, но тут же выписали по девятой статье — «оперрасходы на агентурную работу». Оч-чень благородно.
Вот тебе и вся история про Мату Хари и задержание грузинских гастролеров. Незамысловатая, без шекспировских страстей, но в ней, мне кажется, как в капле воды, отражается вся ментовская реальность. Все наше Зазеркалье... А впрочем... называйте как хотите.
И еще немного о национальной агентуре
У каждого оперативника есть своя манера во взаимоотношениях с агентурой. И в оформлении этой самой агентуры также у каждого есть свой почерк. Один, оформляя официально агентов, дает им простые псевдонимы — Иванов, Петров, Сидоров. Другой же норовит что-нибудь эдакое выдумать — насколько фантазии и образования хватает. А у каждого начальника есть график контрольных встреч оперсостава с агентурой. Причем встречи эти должны проходить не реже двух раз в месяц — на них оперативник обязан давать задания агенту, ориентировать его и т. д. Конечно, в большинстве случаев никто эти графики не соблюдает, но бумаги все равно должны быть оформлены установленным порядком.
И на «сходках» (то есть на совещаниях с оперсоставом) начальник все время спрашивает про эти встречи, опера докладывают о принятых и зарегистрированных сообщениях, в общем, показывают, что работа идет, причем в соответствии с бумагами. Но, а начальство-то, естественно, тоже состоит из людей, а людям свойственны эмоции. Был у нас в свое время начальником отдела в спецслужбе ГУВД некий подполковник Галкин. И так случалось по утрам, что частенько настроение у него требовало поправки. Как к обеду поправит настроение — так нормальный человек, а до обеда докопаться мог до кого угодно. Служил с нами один опер — Витя Арцебашев, вот он как раз очень любил своим агентам поэтические псевдонимы присваивать — Жозефина, Эсмеральда, Магдалина. Вот Галкин однажды поутру к нему и прицепился на «сходке».