Байки служивых людей

Константинов Андрей Дмитриевич

Однажды, правда, влетели мы все-таки в дикую историю: бухали у меня дома, родители в отъезде были, деньги кончились, а желание осталось... Помню, тогда мы еще папину настойку от ревматизма выпили — и как только не загнулись, не знаю. Эта настойка на змеином яде приготовлена была... Да, так вот. Пили мы впятером — четверо моих коллег с факультета и один будущий доктор, Борька Алехин, который в то время еще в Военно-медицинской академии учился. Так вот, у двоих моих коллег с этой змеиной настойки какая-то аллергия началась, они красной сыпью покрылись и выбыли временно из соревнований, а у нас троих — у меня, у Борьки и у Лехи Шишова, амбала двухметрового с моего факультета, как назло, ни в одном глазу. Что делать? Только на большую дорогу идти. Борька пил с нами не так уж часто и на промысел еще ни разу не ходил. Ну мы с Лехой его успокоили, мол, не дрейфь, технология отработана до нюансов. (Что в принципе соответствовало действительности. Леха-то был опытный, проверенный боец-разбойник. Однажды, помню, мы на этой теме даже хохму решили разыграть в отношении одного нашего с ним сокурсника,

который водку-то жрал вместе со всеми, а как на дело идти, все норовил в кусты шмыгнуть. Как-то раз мы обставили ситуацию так, что отвертеться у халявщика не получалось, и тогда мы с Лехой решили устроить ему испытание для нервов. Поскольку технологию ночного разбоя тот представлял себе смутно, мы решили напугать его до чертиков: уходя на дело, Леха, в чьей квартире мы тогда как раз выпивали, с тупым видом угрюмо извлек из стенного шкафа старый австрийский штык. И на вопрос побледневшего халявщика: «Это зачем?» — буднично ответил: «Некоторые идиоты водку отдавать не хотят и тогда приходится их резать». Халявщик чуть в обморок не упал, но отступать ему некуда было, и на большую дорогу он с нами все-таки пошел. Его поставили за кустами так, чтобы он ничего не видел. Огненную воду мы, естественно, отобрали, как обычно, тихо, мирно и, упаси Боже, без насилия. Но появившись перед халявщиком, Леха начал деловито вытирать штык о траву и еще спросил меня: «Посмотри, я кровью не сильно забрызгался?» Вот тут-то халявщик и сомлел — честное слово, сознание потерял. А потом никак верить не хотел, что мы его разыграли.)

При такой вот нашей опытности мы Борьку, естественно, поставили на дорогу — как самого интеллигентно выглядевшего... Дело все на проспекте Энергетиков происходило... Мы с Лехой за кустами лежим, Борьке все объяснили — мол, как только ты водку в руки возьмешь, мы встанем, водила испугается и уедет. Боря стоит, поправляя пенсне мизинцем, нервничает... Вид у человека приличный, подозрений не вызывает...

В общем, стопорит Борька какой-то «Запорожец», за рулем которого сидит карлик. Ну то есть не совсем чтобы карлик, но очень маленький мужичок, этакий шибздель. Сначала все шло как по маслу. Борька водку в руки взял, повернулся и мелкими шагами — к кустам. Из-за кустов мы с Лехой встаем грозно — мол, езжай, мужик, своей дорогой, а то порвем как газету... И тут начинает происходить «сбой в программе». Этот карлик в «Запорожце», когда до него доходит, что его кинули, совсем озверел. То есть натурально — завыл вдруг как волк бешеный, у меня от этого воя мурашки по коже побежали, а Леха Шишов вообще чуть от ужаса не умер. То есть очень не хотел мужичок со своей водкой расставаться. Хватает это шибздель монтировку и выскакивает из «Запорожца», глазищи бешеные, на губах пена, а орет он просто как раненый самурай... Леха, который был выше этого малахольного, как минимум, на две головы, — сразу развернулся и побежал, нервы у него сдали, видать, не приходилось ему еще с таким ужасом сталкиваться... Я, честно говоря, тоже растерялся — и за Лехой следом рванул. А за нами Борька-доктор бежит с бутылкой в руке и орет дурным голосом: «Сволочи, куда же вы бежите?! Вы же обещали, что водила испугается!» Шибздель эту фразу услышал и осатанел окончательно, кричит: «Это я-то испугаюсь?! Подонки!»

В две секунды этот жмотистый карлик настигает Борьку — и ка-ак даст ему пендель по заднице — у того даже очки с носа в лужу упали. Но зато пинок придал ему ускорение — Боря на чудовищной скорости обходит меня и передает мне бутылку водки, как эстафетную палочку. И попилил вслед за Лехой, который уже за три автобусные остановки вперед убежал... Я оказываюсь в арьергарде — и с бутылкой в руках. Карлик не отстает. Я оборачиваюсь, бегу спиной вперед и пытаюсь вступить с этим малахольным в переговоры, кричу ему: «Мужик, ты чего бежишь за нами, нас же трое!» Лучше бы я этого не говорил — он еще быстрее начал монтировку над головой крутить, словно чапаевец в атаке. Потом как швырнет этот ломик — я еле пригнуться успел, над самой головой свистнуло. Тут до меня доходит, что карлик невменяем, такой если догонит — загрызет насмерть обязательно...

Единственное, что меня спасло, — это опять-таки работа мозга. Я додумался крикнуть: «Мужик, ты же машину бросил, угонят ведь». Шибздик, как это услышал, скорость сбавил чуток, ну а я развернулся и побежал так, как никогда еще не бегал...

Бегу, а в душе такой ужас — честное слово, я в Йемене под обстрелом так не пугался — очень страшный карлик попался. Отмороженный какой-то... И вот бегу я, задыхаясь (пили-то мы уже давно — день третий или четвертый, силы-то на исходе), заворачиваю в какой-то двор, падаю в изнеможении за кусты, думаю — все, ушел...

И тут машина какая-то во двор влетает, фарами светит и прямо на кусты мои несется. Вот, думаю, гад какой, решил на «Запорожце» своем догнать и задавить живого человека из-за какой-то бутылки водки! Нет, думаю, нас просто так не возьмешь, мы все в спецназе кувыркались. Вываливаюсь из-за кустов и в перекате бросаю каменюку в фару — как учили, словно гранату... Фара вдребезги, машина останавливается, и тут я вижу, что никакой это не «Запорожец», а совершенно посторонний «жигуль», из которого вылезает некий приличный дядька и смотрит на меня в полном обалдении. Он, наверное, в свой двор заехал — и тут «партизан» какой-то с кирпичом... Минус фара... Обалдеешь тут. Мне так стыдно стало, неловко — не передать... А все из-за карлика, который страху нагнал. Я встаю, говорю: «Извините, ошибка вышла, товарищ. Вот, возьмите водку в качестве компенсации...» И протягиваю ему бутылку. А он, сердешный, почему-то затрясся весь — прыгнул в «тачку» и погнал со двора. Да... Испугался, наверное...

Такая

вот гнусная цепочка получилась — меня карлик малахольный напугал, а я этого мужика. И главное, после всей этой беготни и стрессов — протрезвел я совершенно. Бутылку несу трофейную. А у подъезда моего дома «напарники-подельники» о бронированную дверь бьются, словно мотыльки, — кода-то они не знают, тычутся наугад, все им кажется, что страшный карлик где-то близко, что он все гонится за ними... Борька, как меня увидел, разорался на весь двор — все, говорит, хватит, больше я с вами грабить не пойду, нахлебался. Слишком неверное занятие. И от водки, кстати, отказался... А Леха Шишов, амбал наш двухметровый, стал с тех пор мужиков маленьких побаиваться. Он сейчас банкиром трудится — банк у него небольшой, но такой конкретный. Говорят, что официальным девизом-слоганом банка он хотел выбрать мудрую народную поговорку: «Мал клоп, да вонюч» — но вроде соучредители уперлись. И что характерно, в среде банкиров слывет Леха ужасно недоверчивым человеком. От него кредита добиться — легче удавиться. Стало быть, и он достаточно четко уяснил, что человеческая доверчивость может принести большие огорчения...

О вреде недоверчивости к гражданам вообще и в частности к военным переводчикам, имеющим самые добрые намерения

Окружающий нас мир сложен и многообразен. Только черного и только белого в нем, как известно, практически не бывает. А потому, крепко уяснив в свое время опасность излишней доверчивости, пришел я к не менее гениальному выводу, что и излишняя недоверчивость тоже может сослужить плохую службу. На самом-то деле иллюстраций к этому тезису в практике военных переводяг хватало, не всегда только эти иллюстрации должным образом осмысливались...

Вот, помню, когда служил я в одном замечательном южнорусском казачьем городке, где мы братьев по разуму из разных развивающихся стран всяким военным премудростям обучали, случилась у нас одна история. Приехали к нам тогда три лейтенантки-переводчицы из московского военного Краснознаменного института (собственно, о них рассказывалось уже в истории про Клару Новикову и про иностранного шпиона), которые быстро влились в дружный офицерский коллектив. Нрава девушки были самого веселого, и «лапы» в Москве у них были настолько «волосатыми», что просто караул! У одной даже, по слухам, родственница работала ни где-нибудь, а в самом Политбюро ЦК КПСС. (Насколько слухи эти были правдивыми, судить не берусь, но многие верили.) Эту лейтенантку не просто оберегали и обхаживали — с нее просто пылинки сдували, а заодно со всех тех, кто находился в сфере ее влияния — то есть с нас. Благодаря ей до поры до времени все наши безобразия и бесчинства сходили нам с рук. Но счастье вечным не бывает, однажды нашу развеселую компанию разогнали в командировки по разным союзным гарнизонам. Однако Арина умудрилась вернуться в родную часть значительно раньше других участников «концессии». И, поскольку все ее друзья-приятели, а также приятельницы еще тянули лямку в командировках, стало Арине ужасно одиноко. А надо сказать, что жила она в специализированном общежитии для иностранных офицеров, куда по тем временам пропускной режим был достаточно строгим — не пускали туда простых советских граждан и гражданок с улицы. С одной стороны, нравственность иностранцев берегли, с другой — пресекали потенциальную возможность советским гражданам и гражданкам раскрыть братьям из развивающихся стран какую-нибудь самую главную советскую тайну. Девушек поселили в общежитие к иностранцам потому, что там условия проживания были все-таки значительно комфортнее, чем в общаге для советских офицеров, которую называли по-простому «скотобазой».

Так вот, вернемся к нашей истории. Однажды, после окончания служебного дня, Арина, переодевшись в гражданскую одежду — легкомысленные брючки, туфли на шпильке и полупрозрачная блузка, — отправилась гулять по городу и, снедаемая чувством одиночества, забрела в ресторан. А в том ресторане увидела она знакомых алжирских офицеров, ну и подсела к ним. Слово за слово, рюмкой по столу, как-то так непонятно получилось, что, несмотря на всю свою офицерскую и курсистскую закалку, накушалась Арина водки с небольшим, но явно видимым невооруженным глазом перебором и возможности передвигаться самостоятельно оказалась лишена. Известное дело, офицер офицера в беде не бросит. Даже если это офицеры разных стран и армий. Благородные алжирцы подхватили лейтенанта женского рода под руки (а может, и под что еще, но об этом история умалчивает) и начали осуществлять доставку «груза» в расположение воинской части — конкретно, к месту дислокации офицерского общежития.

Прибыв на проходную, они, однако, столкнулись с серьезной проблемой. Так уж неудачно сложилось, что в тот день на проходной на вахту заступила новая дежурная из числа служащих Советской Армии (жена какого-то подполковника, служившего в том же учебном центре). Эта достойная дама, к несчастью своему, в лицо лейтенанта Арину не знала, несмотря на ее невероятную популярность среди мужских представителей тамошнего офицерского корпуса. А потому среагировала дежурная адекватно полученным строжайшим инструкциям — ясное дело, на новом-то месте человек всегда себя сначала с наилучшей стороны проявить хочет. Товарищ дежурная преградила своим облеченным полномочиями телом дорогу алжирским офицерам и начала их строго отчитывать. Дескать, мало того, что сами вернулись в дым урытые, так еще имели наглость какую-то блядь с собой приволочь. Да к тому же полностью невменяемую. Алжирцы пытались ей что-то объяснить, но беда-то в том и состояла, что по-русски они считай совсем не говорили (а иначе зачем бы нужны были в том центре переводчики?), а товарищ дежурная не владела ни французским, ни арабским, доводы алжирских офицеров не воспринимала и все больше зверела.