Байки со «скорой», или Пасынки Гиппократа
Шрифт:
Долго наши мужики комплексовать не стали. Хотели было меня всё же для порядка зашибить, но передумали. Вместо этого к чулочкам так и сяк примерились и творчески к обновкам подошли. А именно: на головы себе их натянули и на вызов в этом благолепии поехали. Благо тут как раз наш местный сумасшедший позвонил и душевного участия потребовал. Вот мужики чулки на морды нацепили и поехали.
А назад уже вернулись без чулок. И только через три часа. Пришлось в итоге дожидаться психиатров. Потому что пациент, такой гламур узрев, совсем с ума сбежал. На четвереньках. И кусаться
Вот, собственно…
А собственно, и всё. Хотя…
Уважаемая госпожа губернатор! Нельзя ли нам обратно хотя бы шоколадки разрешить? А то ведь от такой борьбы с коррупцией сплошная неприличность, право, получается!
Ну правда же.
Сон разума
Вообще, сон разума у нас в стране рождают реформаторы. Больше ничего родить у них не получается, напрасно только тужатся. Так что весь наш массовый снос крыш — он сверху начинается. Очередной сквозняк в чиновничьих мозгах в низах такое порождает — закачаешься. А у наших реформаторов в мозгах сплошной сквозняк.
(В психиатрии, к слову, даже термин есть «бред реформаторства». Свойственен паранойяльному синдрому, присущему шизофрении, например. Мораль? Лечитесь, господа.)
Но это так, вообще. А в частности, наш разум — штука иррациональная. А если беспристрастно разобрать, то даже неразумная. Сколько ты ни убеждай его быть законопослушным, сколько ни тверди о мудрой целесообразности затеянной реформы «скорой помощи» — никак он исторический момент не хочет понимать. И в кошмарных снах по полной отрывается.
Прикорнула я тут как–то между вызовами. У нас так хоть и редко, но случается, что на сутках удается чуть вздремнуть. И приснилось мне сплошное светопреставление.
Сплю и вижу: реформировали–таки службу «скорой помощи». В точности как всё и обещали — всех врачей и всех водителей заради экономии уволили. А на каждой машине теперь работают два фельдшера: фельдшер–водитель и фельдшер м–м… фельдшер. И приказано им в обязательном порядке каждого пациента в больницу везти. Для оказания квалифицированной медицинской помощи, потому как по закону фельдшер сам лечение не может назначать.
Хорошо, приказано — исполнено. Всех везут. Больных, здоровых, старых, молодых, сердечников, инсультников, наркоманов, пьяных–битых–резаных. В городе — автец на автеце с участием «скорой помощи». А попробуйте–ка сами сутки напролет носилки потаскать — и сразу же за руль…
Большинство, положим, доезжает, наши фельдшера — ребята закаленные. А у больницы — транспортный коллапс: везут же всех, не слишком разбираясь. Кареты «скорой помощи» у приемного покоя в три ряда стоят, гудят надсадно, ерзают. Очередь уже на километр протянулась и час от часу множится.
А в приемном покое и того хуже. Сидячие места с утра кончились, на каждой каталке по два пациента валетом лежат. Остальные стоят тесно, плечом к плечу. И это хорошо, потому как если кто даже и сомлел, то всё равно стоит, падать–то некуда. Какая–то активистка вдоль очереди бегает, всем порядковые номера на ладошках пишет и каждые пят–надцать минут перекличку устраивает. Кто не отозвался,
Больничные охраннички за невеликую мзду в начало очереди страждущих пристраивают. Особо шустрая адвокатская контора столик в коридоре арендовала и всем желающим жалобы в прокуратуру оформляет, так сказать, не отходя от кассы. Тоже не задаром, разумеется. Какой–то дедок, три дня в приемном покое просидевши, аккордеон из дому выпросил и песни революционные поет, А народ вокруг ему всё громче подпевает.
А бойкая такая бабушка–старушка старичка своего одноногого из очереди самочинно забрала и к дому на каталке покатила. Прямо по проезжей части, точно в центре, по двойной сплошной. Машины от нее шарахаются, бьются, больничная охрана на бегу казенную каталку отобрать у бабушки пытается. Дед от охраны костылями отбивается и в голос на всю улицу блажит: войну я пережил! разруху пережил! застой и перестройку пережил! И реформы, дед кричит, вам всем назло переживу! На Берлин! За Родину! За Сталина!
Бурлит толпа, волнуется, помощи требует. А врачи из ординаторской нос высунуть боятся — разорвут! Да и не выйти, даже если б и хотели, потому как дверь народом намертво заблокирована. Милицию пытались вызвать — так менты приехать отказались. Во–первых, никакие не менты теперь мы, говорят, а полицейские, а во–вторых, тут войсковая операция нужна. А в армии — у них своя сплошная реформация.
Главврач больницы от такого здравоохренения загодя на санитарном вертолете улетел. Прямиком в министры здравоохранения. Потому что как раз этот главный врач (наяву — директор питерского Института скорой помощи) всю реформу «скорой помощи» придумал и теперь плоды ее заслуженно пожал. У них, у реформаторов, ведь как — чем больше зуда реформаторства в мозгах, тем им выше должность полагается.
А безвинно уволенные доктора «скорой помощи» тоже в стороне от шоу не остались. Часть с плакатами у больничных ворот стоит, на плакатах надписи: ««Скорую» — в каждый дом!», «Верните нас народу!» Часть в палаточном городке протестует, без затей в больничном скверике устроившись. А часть и вовсе голодовку объявила. А бывшие их пациенты к ним из больничной очереди за советом бегают и подкормить пытаются. Доктора все хоть и исхудали, но от еды отказываются. Нельзя нам, говорят, от вас подарки принимать. Нам губернатор даже шоколадки запретила!
Как водится, на сенсацию журналисты слетелись. Мечутся вокруг больницы с камерами и микрофонами, внутрь попасть пытаются — а не пускают, вас тут не стояло. Кто–то слишком шустрый прорваться силой решил, так сразу ребра ему граждане намяли. Тут же крик до неба поднялся: нападение на прессу! охота на журналистов! требуем защиты у правительства! А помятый сунулся за помощью к «скоропомощным» медикам с плакатами. А те ему добавили. И правильно. Нас грязью поливал? Склонял по телевизору нас таком, сяком, вдоль–поперек и всяко? Любишь гадить — что ж, люби в дерьме лежать.