Байки старого боцмана
Шрифт:
– Иди, только проверь рабочий шланг, по-моему, его надо отремонтировать, сменщики передали, что он порван.
– Ну, нет, они порвали, пусть сами и делают, я быстрее так, ведёрком натаскаю, – ответил моторист.
– Смотри, новое ведро не утопи, да сам за борт не нырни, – предостерёг вахтенный начальник. Ведёрко-то на коротком поводке под самую корму бросай, – добавил он, однако моторист, уже выскочивший на палубу, не услышал последних наставлений.
Низкая кормовая часть судна нависала над водой, бурлящей за кормой. Под самой кормой и в метре за ней вода, образуя воронку, уходила вниз, а затем,
Привязав, на всякий случай, верёвку за леерное ограждение, Валерка наклонился, и, держа ведро за дужку, ловко зачерпнул им воды.
– Не так и сложно, – отвязывая верёвку от леера, подумал он, до этого только видевший как это делали опытные моряки.
Зачерпнув ведром пару раз, он решил, что привязывать верёвку к лееру совсем не обязательно, куда проще просто держать её в руке.
– Пожалуй, так не потеряю ведро, решил он, накидывая конец верёвки удавкой на запястье и, свесившись за борт, в очередной раз нагнулся за водой. Судно качнуло на волне и наполненное водой ведро, выскочив из руки, нырнуло под корпус.
– Вот зараза, только бы не намоталась на винт, – мелькнула мысль и, отпрянув назад, Валерка стал быстро выбирать верёвку. Злосчастное ведро, попавшее в кильватерную струю, резко натянуло её, затянув удавку на руке, и с силой потащило его за собой. Если бы не крепкое леерное ограждение, сваренное из двухдюймовых труб, быть бы ему за бортом…
Абсолютно уверенный, что раз до сих пор в его жизни случайных событий не происходило, то и это досадное происшествие также должно иметь свою логику, но пока, … пока леер больно давил на грудь.
– Вот наказание-то, – сетовал на себя Валерка, – но должен, просто обязан быть какой-то выход.
Немного отдохнув, Валерка снова и снова отступал назад, ложился на палубу, вытянувшись во весь рост и упирался ногами в ограждение. Через несколько минут, ноги подгибались, он наклонялся вперёд и складывался, будто меха гармошки. Кисть руки, сдавленная верёвкой, вначале была красной, но теперь посинела, а мышцы, уставшие от напряжения, не могли больше сдерживать натяжение верёвки. Растянутые сухожилия начинали болеть всё сильнее.
– Если Володя добавит оборотов на двигатель, то мне не выдержать, придётся прыгать за борт, в холодную воду. Она и летом не была тёплой, а сейчас, и вовсе, ледяная, – прикидывал он возможные варианты.
– Если уж прыгать за борт, так лучше всего в Ивановских порогах, там и с дежурного поста могут заметить, и ближе всего до берега. Течение в порогах конечно сильное, но оно сваливает вправо, на луду, – вспоминал Валерка лоцию реки Невы, – по крайней мере, это последний шанс.
Случись ему оказаться за бортом ещё полчаса назад, он был уверен, что легко добрался бы до берега даже в холодной воде и одежде, но теперь, изрядно уставший, сильно сомневался в благополучном исходе.
– Ну, всё, потяну последний раз, а если ничего не получится, буду прыгать.
Валерка отступил назад, вновь завалился на спину и упёрся ногами в леерное ограждение. Боль в руке становилась невыносимой. Чтобы как-то ослабить её, он
– Господи, – неожиданно подумал Валерка, – давно я Тебе обещал, но на этот раз точно, если выберусь из этой передряги, обязательно окрещусь.
Изо всех сил, прижимая ступнёй верёвку в стык леера и опорной стойки, он почувствовал, что натяжение фалиня ослабло. Валерка подался вперёд и свободной рукой скинул петлю удавки с запястья. Посиневшая ранее кисть руки мгновенно распухла и стала похожей на надутую резиновую перчатку, а на запястье, чёрной полосой, проявился рифлёный след от капронового фалиня. Валерка взвыл от боли. Будучи не в силах подняться на ноги он на карачках пополз в ходовую рубку. Самое узкое место порогов миновали, и мотор натужено загудел. Пройдя Ивановские пороги, штурман добавил оборотов на двигатель.
Неделю спустя, стоя на пороге собора Александро—Невской лавры, Валерка размышлял: «надо ли ему креститься, заходя в храм Божий, если он, Валерка, ещё не окрещён?»
Решив, что, наверное, нет, он снял фуражку и вошёл в собор.
Рыбалка
В тот день мы ни куда не спешили. В Ладожское озеро вышли поздним вечером. Пройдя «Кошкинский» фарватер и приёмный буй, легли на привычный курс.
– Выпить хочешь? – ошарашили меня вопросом, когда я, часов в двенадцать ночи, поднялся в ходовую рубку.
Свет в рубке, как ни странно, был включен, а вахтенная служба, уютно расположилась на диванчике за столиком и оживлённо беседовали.
Это была моя вторая навигация на судах «волчьей стаи». Кто и почему так назвал эти суда? Ну, во-первых – за их серый цвет, в отличие от судов, выходящих в море, (корпуса которых были выкрашены в чёрный цвет). Во-вторых – за их наглую привычку обставлять на коротком переходе по Ладожскому озеру всех подряд, выжимая из своих машин всё до последней худой лошадиной силы. После разводки, когда караван из полутора или двух десятков судов почти одновременно выходит в Ладожское озеро, в Свирицу необходимо придти как можно скорее, иначе в ожидании шлюзования в Нижне-Свирском шлюзе можно простоять больше суток. В «волчьей стае» судоводители были экстра-класса, однако, и из них выделялись умельцы, способные тягаться в скорости даже с пассажирскими судами. Выходя в озеро последними в караване, в Свирицу, зачастую, они приходили первыми. Вот к такому капитану я попал, проработав почти две навигации на маршруте Подпорожье – Ленинград.
– Если здесь наливают, не откажусь, – ответил я, удивлённый не столько вопросом, сколько обстановкой.
– А у нас самообслуживание. Жаждущие могут насытиться за штурманским столом, только аккуратненько, карту мне не залей, – разъяснил третий штурман.
Судя по пустым бутылкам, составленным у штурманского стола, мероприятие продолжалось уже давно, да и тема разговора соответствовала уже второй стадии. (Как говорится – вначале о жизни, потом о работе, а на десерт – о бабах). Поговорить за жизнь – святое дело.