Байки забытых дорог
Шрифт:
Всё это, конечно, хорошо и мило. Но – только – какое отношение имеет к рыбалке? Я так думаю, что абсолютно никакого…. Настоящая рыбалка – это философская субстанция, способствующая лучшему мироощущению и не терпящая суеты и избытка назойливого комфорта. Не более того…
Байка четвёртая
Не спорьте с дамами, гусары!
Ещё незабвенный Денис Давыдов – в своё время – говорил о женском коварстве. Предупреждал, советовал неустанно бдить, ухо востро держать, постоянно сторожиться…. Да, что толку с тех советов? Ловушки женские
В августе студенты ЛГИ, перешедшие на второй курс, поехали на практику в Крым – учиться составлять и чертить геологические карты, разбираться в разных камушках, собирать и классифицировать всякие хитрые палеонтологические штуковины.
Поезд тащился неимоверно медленно и долго, почти трое суток. Но за преферансом, как общеизвестно, время летит гораздо быстрее, почти незаметно…
В шесть утра железнодорожный состав с практикантами и практикантками успешно прибыл в город Бахчисарай.
– Главное, никого не забыть! – командовал ротмистр Кусков. – Дружно разбегаемся по купе! Будим заспавшийся народ, безжалостно расталкиваем и выгоняем с вещами на перрон!
Вновьприбывших встретил Виталь Витальевич – начальник учебного лагеря. Отвёл к автобусу, построил, а, тщательно пересчитав, всерьёз забеспокоился:
– Товарищи практиканты! Вас по списку должно быть ровно сорок человек, а по факту получается тридцать девять. Где потеряли ещё одного бойца? Кого не хватает?
– А, действительно, кого? – заволновались студенты.
Вдруг, со стороны поезда показалась странная, прямо-таки сюрреалистическая фигура: белоснежный костюм, чёрный цилиндр, элегантная тросточка. Неизвестного франта слегка пошатывало из стороны в сторону, с первого же взгляда было понятно, что он пьян до полного изумления.
– Вы, извините, кто? – вежливо поинтересовался Виталь Витальевич.
– Как это – кто? – искренне возмутился незнакомец, – Пушкин я, Александр Сергеевич! Собственной персоной! Не узнали, батенька? Стыдно должно быть, ей-ей…
Начальник лагеря, окончательно сбитый с толка, засмущался и потерянно замолчал.
– Ерунда получается какая-то, – тихонько зашептал Серому в ухо стоящий рядом Витька. – Этот дяденька, действительно, очень похож на Александра Сергеевича: смуглая кожа, чёрные кудрявые волосы, пышные бакенбарды, длинный нос…
Неожиданно за их спинами раздался громоподобный хохот – это ротмистр, завалившись на землю, бился в весёлом экстазе. Отсмеявшись, Кусков поднялся на ноги, старательно отряхнул одежду от серо-жёлтой крымской пыли и буднично объяснил:
– Это он и есть, в смысле, потеряшка наш, который сороковой по списку. Петька Воронин, короче говоря…. Не узнаёте, что ли? Он просто усы сбрил, а бакенбарды, наоборот, пришпилил. Ещё и чёрным цилиндром где-то разжился, ухарь сообразительный! А чёрные кудри и длинный нос, они его собственные, природные…
– Действительно, Петька! – присмотревшись, восхищённо охнул Толстый. – Молоток! Классная шутка получилась!
Воронин же, пользуясь тем обстоятельством, что водитель автобуса куда-то отлучился на минутку, незаметно залез на шофёрское место, и, крепко обняв
– Начинается, – тоскливо ворчал Виталь Витальевич, – Всё, как всегда! Приезжает гадкое «Эр Тэ» и тут же демонстрирует свои разнузданные фокусы. Из серии – мама не горюй…
Через два с половиной часа автобус привёз «эртэшников» в учебный лагерь. Там их уже ждали: будущие геологи и гидрогеологи прибыли на практику на две недели раньше. Толстый Витька, близоруко щурясь, пристально всматривался в толпу встречающих – Нинку высматривал, не иначе…
– Устраиваемся, разбиваем палатки, выясняем диспозицию: – «Сколько километров до ближайшего населённого пункта? Где можно купаться? Что с культурной жизнью?», – велел ротмистр Кусков. – Всю полученную информацию докладывать мне лично!
Как вскоре выяснилось, с диспозицией всё складывалось просто отлично и замечательно. До посёлка городского типа, оснащённого приличными магазинами, было всего-то километра три с половиной. До большого квадратного пруда с проточной водой – метров сто пятьдесят. Да и с культурной жизнью никаких проблем не наблюдалось: каждый вечер на двух, тщательно сшитых вместе простынях демонстрировали – с помощью старенького киношного аппарата – разные художественные фильмы, а после фильмов имели место быть танцы и песни у костров.
Через пару дней «эртэшники» начали ходить в утренние маршруты – добывать разную геологическую информацию, собирая образцы горных пород и всякие древние окаменелости. Крым – он весь жёлто-синий, с редкими зелёными вкраплениями: жёлтые скалы с островками зелёного кустарника, синее небо, жёлтое злобное солнце прямо над головой….
К двум часам пополудни они – усталые, обгоревшие на солнцепёке, пропахшие едким потом – возвращались в лагерь. Сразу же лезли в прохладный пруд, потом обедали – самой обычной столовской едой. После обеда работали в камералке. То есть, занимались противной бумажной волокитой, описывая то, что увидели утром, и то, что удалось собрать в геологические планшеты. Ну, естественно, присутствовала и насыщенная вечерняя программа: кино, танцы-шманцы, костры, песенки, употребление – но, сугубо в меру – местных, достаточно неплохих вин…
И в этот момент руководство лагеря совершило (нечаянно, надо думать) фатальную ошибку, «прокрутив» перед студентами – в один из безоблачных вечеров – идеологически-невыдержанное кино. Ну, совершенно идеологически-вредоносное…
Этот провокационный фильм называется – «Дюма на Кавказе». В чём его глубинная суть – совершенно неважно, важен всего лишь один короткий эпизод. Дюма – то ли сын, то ли отец – горячо спорит со старым грузином, мол: – «Кто может выпить больше вина – француз, или грузин?». Естественно, что для разрешения спора они устраивают соревнование, то есть, пьют вино – наполненными до краёв бокалами – под всякие заковыристые и красивые тосты. С экрана это звучало примерно так: – «И они выпили за французов и француженок, за грузин и грузинок, за доблесть и мужество, за любовь и верность любви, за синие дали и за звёздное небо над головой…. И за каждую звезду – в отдельности…».