Баймер

Никитин Юрий Александрович

Пальцы мои суетливо поправили сумку на плече, теперь с ноутбуком не расстаюсь, пощупали «молнию» на ширинке. Дверь я открыл, как будто вступал в храм, настоящий храм, даже для третьего тысячелетия храм…

Солнце все так же бьет ей в спину, как и тогда, почти год тому. Яркие отблески на мебели, полированной поверхности стола, даже на очках.

– Вероника, – сказало мое сердце. – Вероника…

– Здравствуй, Андрий, – ответил мне ясный чистый голос, вымытый в Aqua minerale.

Я сжал сердце обеими руками, перехватил управление

и сказал уже сам:

– Илья Юрьевич… как он?

– Погоди, сейчас узнаю… Илья Юрьевич, в приемной Андрий. Что? Хорошо.

Я видел сквозь солнечный блеск в глазах, как чистая ангельская рука опустила телефонную трубку. Тот же ясный голос произнес:

– Заходи.

Непослушными шагами, словно я только что влез в это Metal Gear и на ходу учусь управлять, я пересек приемную.

Конон на стук двери поднял голову. Лицо усталое, седые волосы торчат уже не ежиком, а дикобразом.

– Садись. Как байма?

– Двигается, – ответил я, присаживаясь. – Илья Юрьевич, пожалуйста, уделите мне пару минут! Я хочу кое-что показать… Позвольте, я к вашему компу…

Он недовольно смотрел на мои пальцы, больно шустрые, высветилась табличка с тремя окошечками.

– Ну и что? – спросил он.

– Илья Юрьевич, – сказал я торопливо, – вы только послушайте до конца! Вы всем нам доверяете, и мы вам… тоже, так же и в то же место. Но все же это не бардзо добже, что код доступа в Интернет и… вообще… знают несколько человек. Хоть мы и обслуживающий персонал, но… ядерная кнопка должна быть только у вас. Я отвернусь, а вы в верхнем окошке напишете свой пароль. Какой захотите. Пишите, я отворачиваюсь…

На всякий случай я даже отошел к стене напротив и долго изучал битву русских с кабардинцами. Или шведами, кто их разберет. Конон долго сопел, я слышал щелканье клавиш, потом раздался его раздраженный голос:

– Тут печатаются одни звездочки!

– Так и должно быть, – сказал я торопливо, не поворачиваясь. – Это чтоб никто не подсмотрел!

– А, ладно… Ну… вот так… и вот так… Все, иди смотри!

Я вернулся, объяснил:

– Теперь вы в любой момент можете перехватить управление. Над входом в Интернет, над всеми следящими телекамерами, даже над будильниками во всем доме. То есть ваш пароль приоритетный, он отменяет все остальные. Не знаю, может быть, в вашем деловом мире правила какие-то иные, но… такое не помешает.

Лицо Конона стало угрюмым, волчьим. В глазах мигнули желтые огоньки, словно из чащи на меня посмотрел лесной зверь и скрылся. На скулах натянулась кожа, пугающе выпукло проступили желваки.

– Ладно, – проворчал он нехотя. – Не знаю, зачем мне, пенсионеру, такие предосторожности… у меня-то и врагов нет… живых, понятно.

– Только пароль запишите, – посоветовал я. – А бумажку спрячьте в надежном месте.

Он в упор смотрел волчьими глазами. Мне стало жутковато, словно меня, в самом деле, рассматривал матерый вожак голодной волчьей стаи.

– У меня

хорошая память, – проговорил он медленно. – Да-да, хорошая.

Я вышел все на тех же непослушных ногах. Даже мимо Вероники прошел, удержавшись от страстного желания провести пальцем хотя бы по поверхности ее стола.

Конон что-то уж очень суров. А если что-то ощутил и он?

Ближе к концу рабочего дня начали съезжаться гости. Основное священнодейство в тени огромного дуба, возле мангала, за главным антикварным столом, а мы, боты, тоже за столом, хоть и попроще, в двух десятках шагов в стороне, но тени дуба хватает и для нас.

Здесь, в непринужденной обстановке, когда кто за столом с кружкой пива в руках, кто развалился в кресле-качалке, а кто и вовсе разлегся на травке, разговоры текут неспешные, довольные, прерываемые то Нюркой, то ароматным запахом со стороны мангала.

– Мир придет к руководству аристократии, – рассуждал Сергей. – Все идет к тому… Вот я – аристократ, хотя и понимаю, что все люди – братья… Ты понял, скотина?

– Мне казалось, – возразил Антон, он совершенно не обратил внимания на «скотину», – что все как раз наоборот! Все еще больше раскрепотуриваются, средний человечек уже и вовсе не средний, а ниже нижнего, но правит именно он…

Сергей энергично обрубил:

– В том-то и дело! В том-то и дело!.. Ведь у нас как было? При советской власти? Весь простой человечек знал, что Штаты – это зло, а вот интеллигенция тайком уверяла, что Штаты – это полное и лучезарное счастье. Но когда границы рухнули, все переменилось. Простой человечек, которому для полного счастья ничего не надо, кроме полного корыта пойла и голых баб, стал визжать от счастья, что Штаты – это полное и лучезарное счастье, но наша интеллигенция, которой для счастья этого мало, вдруг да возроптала…

– Ну и что? – возразил Антон. – Всегда ропщут. Кинь мне бутылочку, вставать лень…

– Лови… Эх, не попал, я ж целил в голову… Этот правящий маленький человечек уже осточертел. Заметь, с каждым новым президентом этот человечек все мельче. И правят обществом все более мелкие идеи, хотя назвать их идеями – оскорбить некогда гордое имя. Вот-вот грянет бунт меньшинства против большинства по самую задницу счастливых людей! Понял, Баймер? Может быть, слабаешь такую баймуху?

Я мотнул головой.

– Нет, политика меня не интересует.

– Чудак, это ж социальный заказ! Ну, хошь, это будет личный заказ нашего босса?

Я снова помотал головой.

– Вам что надо, чтоб было по-вашему или чтоб работа была сделана?

Сергей расхохотался. Молчаливый Иван поднялся, завидя подъезжающую с тележкой Нюрку, помог ей перегрузить на стол бутыли. Я лежал на траве, отсюда различил только характерные бутылки шампанского, остальное – коньяки, ром, джин, всевозможные вина в самых причудливых бутылках, хитроумные изделия стеклодувов…