Базалетский бой
Шрифт:
– Джемаль-бек, ты особый гонец шаха! Передашь Али-Баиндуру все то, что я тебе скажу, когда мы тронем коней. Не изврати смысл священных слов шах-ин-шаха: царь Гурджистана, стойкий Луарсаб, должен быть освобожден от мук. Да избавит аллах Али-Баиндура от непослушания воле шах-ин-шаха!
– Воля шаха Аббаса священна! – воскликнул Рустам-Джемаль.
– Скачи в Гулаби, не считая времени. Конь твой должен обрести крылья! Знай, крылья царю Луарсабу везут послы Московии. И помни, бек: каждый выигранный час приблизит тебя к Казвину, ты, вместо Булат-бека, будешь его султаном. Так пожелал шах Аббас!
ГЛАВА
– Ай балам! Ба-ла-амм! – хрипло тянул караван-баши, старась подбодрить купцов, уже отчаявшихся увидеть в безбрежных песках хотя бы ту воду, которая возникает и исчезает по желанию насмешливого дива.
Даже семь бывалых погонщиков, вытянув коричневые шеи, жадно впивались воспаленными глазами в неровные гряды барханов, за которыми им чудился оазис: тени пальм и притаенное журчание родника.
Монотонно звеня колокольчиками и устало перебирая кривыми ногами по сыпучему песку, медленно тянулись верблюды, влача за собой бесформенные тени. Густое оранжевое солнце терялось в лиловых далях, и лучи, словно раскаленные копья, оброненные всадниками, усеивали пустыню.
– Иншаллах, мы до мрака достигнем конца мертвой дороги и насладимся прохладой в первом караван-сарае, – с трудом проговорил грузный купец, поднося к запекшемся губам пустой кожаный сосуд.
– Иншаллах! – вздохнул купец с лицом цвета корицы, ощущая во рту солоноватую пыль.
– Иншаллах! – с надеждой повторил юркий купец, полой халата вытирая лоб, высохший, будто корка дыни. – Мы должны скоро услышать долгожданный, как любовный крик, лай собак, если даже назойливый песок засыплет нам… скажу учтиво – уши.
Остальные купцы, изнывая от зноя, молча смотрели на небо, казавшееся обладателю большого тюрбана треснувшим аметистом, вокруг которого, как представлялось владельцу полосатых тюков, разорванным шелком змеился коралловый туман.
– Ай балам! Ба-ла-амм! – снова уныло затянул караван-баши и вдруг оборвал напев. – Клянусь Меккой, впереди желтеют стены!
– Опять шутки гулей! – очнувшись от дремы, проговорил веселый купец. – Всем соблазняли красношерстные, заставляя караван двенадцать раз сворачивать с пути! Разве не качались приветливо перед усталыми глазами шахские ханэ из прозрачного мрамора? И разве мозаичные мечети не манили нас под прохладные своды? А фонтаны с холодной водой не завлекали в зеленые сады? Но стоило нам приблизиться, нечистые тотчас прятали усладу путешественников в глубокие карманы своих шаровар, сшитых из кожи неверных.
– Да снизойдет на нас милость аллаха! – настойчиво сказал караван-баши, решительно повернув головного дромадера. – На этот раз духи ни при чем.
Почуяв отдых, верблюды, плюясь желтоватой слюной, учащенно зазвенели колокольчиками. Еще одно усилие – и караван стал.
– Слава святому Хуссейну! – вскрикнул юркий купец, первым спрыгнув с преклонившего колени верблюда.
Нащупывая рукоятки ханжалов, исфаханские купцы оживленно подошли к глухой высокой четырехугольной глинобитной стене, за которой пряталось двухэтажное строение с плоской крышей, узкими окнами и глиняным полом, дающим прохладу.
Чернолицый хозяин, ловко орудуя длинной палкой с железным наконечником, отогнал неистово лающих псов, открыл овальные ворота и, радостно сверкая белками глаз, разразился
Пропустив мимо ушей сладкие слова хозяина, погонщики устремились в глубь двора, под спасительный навес, где вьючные верблюды, не удостаивая вниманием их окрики, валились вместе с поклажей на душистый саман.
Проворные слуги притащили глиняные кувшины, и исфаханцы с наслаждением прильнули к свежей воде, величайшей ценности пустыни.
Перетащив тюки в отдельную сводчатую комнату, погонщики гурьбой устремились в общее помещение, предвкушая блаженство еды и отдыха. А купцы, еще раз тщательно пересчитав тюки, расстелили молитвенные коврики и, пересиливая усталость, совершили намаз. Пожелав хозяину благополучия во сне и наяву, они осторожно осведомились, почему год навесом нет других верблюдов, а в конюшне, рассчитанной на целый табун, только две лошади.
– О благочестивые купцы, благословен святой Аали, приведший вас в мой караван-сарай, ибо десять дней он подобен пустыне, только что пройденной вами. Разбойник Альманзор – да ослепит его святой Хуссейн! – страшнее проголодавшегося тигра. Он оседлал большую дорогу, как Ростем – дикого коня. И теперь напуганные купцы путешествуют не иначе, как соединив караваны. Бисмиллах, во имя чего решились вы на длинный путь, имея лишь семерых погонщиков?
– Клянусь аллахом, – испуганно вскрикнул купец в большом тюрбане, – по повелению шах-ин-шаха мы объездили множество чужих земель, закупая для Давлет-ханэ и для своих лавок самое совершенное и приятное для ханских глаз. Долгое странствие и заботы о ценном товаре отвлекли наши мысли в сторону городов, утопающих в бамбуках, и зеленых берегов, приманивающих корабли, а ветер не донес до нас весть о переменах в пустыне.
– Благодарение всемогущему, – ответил хозяин, изобразив на своем лице предельное благочестие, – пустыня вами пройдена, и да предопределит вам аллах умереть не раньше ваших врагов. Начинающаяся отсюда широкая дорога и частые караван-сараи не благоприятствуют разбойнику Альманзору.
– Я знал, что наша дорога угодна аллаху! – воскликнул шарообразный купец, поднося к оранжевому носу пахучий янтарь. – Перед путешествием я от восхода до восхода возносил молитву и, увидев в мечети благочестивого старца в священной чалме с двенадцатью складками, спросил у него совета. Он предсказал мне благополучие в пути и желанное обогащение, ибо от щедрости шаха Аббаса исходит золотой свет. А ханши не хотят отставать от жен шах-ин-шаха и тоже тянутся к иноземным украшениям, особенно с того далекого дня, как «копье Ирана» – гурджи Саакадзе – привез любимой жене шаха, царственной Лелу, алмазного соловья на бирюзовой розе.
– Клянусь утренней звездой, щедрость тут ни при чем! Соловей захвачен Непобедимым в Багдаде, – громко засмеялся веселый купец, мысленно пожелав себе захватить при случае бирюзового слона под алмазной пальмой.
– И меня Мохаммет натолкнул посоветоваться с муллой, – буркнул желчный купец, принимаясь за четки. – Подумав не более базарного дня, он сказал: «Повеление грозного шаха Аббаса равно повелению аллаха. По этой причине властелин неба охраняет путь предприимчивых правоверных. Но, отправляясь в чужие страны, они должны дарами в мечеть снискать к себе расположение всемогущего».