Базар житейской суеты. Часть 4

Теккерей Уильям Мейкпис

«Соловей молчалъ между обнаженными кустами, и уныло прислушивался къ завываніямъ зимняго втра, но громко соловьиная трель раздается теперь по зеленой рощ, и слышенъ его голосъ въ тиши ночной. Отчего же вдругъ такъ весело заплъ голосистый соловей? Оттого, милая мама, что взошло весеннее солнце, и листья зазеленли на деревьяхъ.

«Всему своя очередь, мама: птицамъ пть, розамъ цвсти и отцвтать, солнцу всходить к заходить. Лучь весенняго солнца пробудилъ жизнь и веселье въ моемъ сердц: вотъ отчего, милая мама, я засмялась и запла».

Въ промежуткахъ между стансами этой псни, милая мама съ густыми и длинными усами, едва прикрытыми ея старушечьимъ чепцомъ, обнаруживала казалось самое нжное влеченіе къ своей рзвой дочк, и не разъ стрмилась

прижать ея къ своему материнскому сердцу. Симпатизирующая публика встрчала эти ласки съ громкимъ хохотомъ и оглушительными одобреніями. Оркестръ между-тмъ выполнялъ симфонію, искусно подражая щебетанію птицъ и соловьиной трели. Удовлетворяя общему желамію восторженной публики, Бекки еще разъ пропла свою псню. Рукоплесканія и безконечные букеты посыпались на Соловья. Могучій голосъ лорда Стейна раздавался громче всхъ. Бекки-Соловей, подбирая цвты, которые онъ бросалъ ей, прижимала ихъ къ своему сердцу, съ видомъ совершеннйшей актрисы. Лордъ Стейнъ бсновался отъ восторга. Энтузіазмъ его гостей принималъ грандіозные размры. Куда двалась прекрасная черноокая Черкешенка, возбудившая къ себ такое сочувствіе въ первой шарад? Она была вдвое красиве Бекки, но наша героиня совершенно затмила ее своимъ блескомъ. Вс голоса были на сторон мистриссъ Родонъ. Стефенсъ, Карадори. Ронци-де-Беньи и другія артистическія имена попеременно были примняемы къ ней, и вс единодушно согласились, что если бы мистриссъ Кроли была на сцен, никто, безъ всякаго сомннія, не сравнялся бы съ нею. Ребекка взобралась въ этотъ вечеръ на самыя верхнія ступени величія и славы: ея голосъ раздавался звонкой трелью надъ бурею рукоплесканій, и былъ столько же высокъ, какъ ея тріумфъ.

Посл драматическаго спектакля открылся балъ. Вс и каждый толпились вокругъ Бекки, и она служила притягательнымъ пунктомъ во весь этотъ вечеръ. Одинъ знатный вельможа, родственникъ самого милорда Бумбумбума, объявилъ напрямикъ, что Ребекка — олицетворенное совершенство, и онъ безпрестанно вступалъ съ ней въ разговоръ. Вс эти почести туманили и кружили голову торжествующей артистки, и передъ ней открылось необозримое поле блистательныхъ успховъ въ модномъ свт. Лордъ Стейнъ, неразлучный ея невольникъ, слдовалъ за ней повсюду, и оставлялъ почти безъ вниманія всхъ другихъ гостей. Когда начались танцы, она протанцовала менуэтъ съ мосьё де-Трюффиньи, чиновникомъ французскаго посольства изъ свиты герцога де-ла-Жаботьеръ. Герцогъ помнилъ вс артистическія преданія европейскихъ театровъ, и объявилъ положительно, что мадамъ Кроли могла бы назваться достойною ученицею самого геніальнаго Вестриса. Онъ бы и самъ непрочь танцовать съ нею весь вечеръ, если бы не мшала подагра и чувство сознанія возвышенности своего поста. Онъ былъ очень радъ, когда ему сказали, что Ребекка — полуфранцуженка по происхожденію.

— Такъ и должно быть, отозвался Monsieur le duc de la Jaboti'ere, — одна только Фраицуженка можетъ говорить и танцовать съ такимъ неподражаемымъ искусствомъ.

Затмъ вальсировалъ съ нею донъ Педро Клегенспоръ, кузенъ Петерварадима, принадлежавшій къ его свит. Великій грандъ Испаніи и Португаліи, донъ Петерварадинъ, забывая свою дипломатическую сановитость, ршился также ангажировать на вальсъ эту очаровательную персону, и принялся вертться съ нею вокругъ залы, разсыпая по паркету брильянты изъ кисточекъ своихъ ботфортовъ и гусарскаго ментика. Самъ Папушъ-паша былъ бы очень радъ танцовать съ мистриссъ Бекки, если бы эта забава сообразовалась сколько-нибудь съ обычаями правоврныхъ. Группы наилучшихъ джентльменовъ безпрестанно тснились вокругъ нея, и апплодировали съ такимъ бурнымъ энтузіазмомъ, какъ-будто Бекки была какая-нибудь Тальйони или Нобле. Вс были въ очаровательномъ упоеніи, не исключая, разумется, и самой мистриссъ Кроли. Съ горделивымъ презрніемъ она проходила мимо леди Стоннигтонъ, и принимала покровительственный видъ въ отношеніи къ леди Гигантъ и ея озадаченной невстк. Соперницы ея были побждены и уничтожены. Куда двалась теперь бдная мистриссъ Уикъуорсъ съ ея длинными волосами и большими черными глазами, производившими такой эффектъ при начал этого блистательнаго

вечера? Нигд не было ея. Если бы мистриссъ Уикъуорсъ выплакала вс свои глаза, и вздумала рвать на себ волосы, никто бы вроятно не замтилъ ея тоски и душевнаго разстройства.

Но величайшій тріумфъ былъ еще впреди, — за ужиномъ. Мистриссъ Бекки удостоилась чести сидть среди знаменитйшихъ вельможъ, и кушать на золотыхъ приборахъ. Какъ новая Клеопатра среди этого блистательнаго собранія, она могла бы глотать перлы въ бокалахъ шампанскаго, если бы только пожелала, и донъ Петерварадинъ охотно бы пожертвовалъ всми своими брильянтами за одинъ ласковый и нжный взглядъ изъ ея искрометныхъ глазокъ. Жаботьеръ писалъ о ней своему правительству. Дамы за другими столами, кушавшія на серебр, и наблюдавшія за постояннымъ къ ней вниманіемъ лорда Стейна, клятвенно увряля, что милордъ, совершенно потерявшій голову, наносятъ чудовищное оскорбленіе всмъ великосвтскимъ леди. Если бы сарказмъ могъ производить убійственныя послдствія въ буквальномъ смысл этого слова, леди Стоннингтонъ уже давно убила бы Ребекку.

Тріумфы этого рода пугали и тревожили бднаго Родона Кроли, и онъ съ прискорбіемъ замчалъ, что жена его, всми обожаемая, отдаляется отъ него больше и больше. Съ болзненнымъ чувствомъ онъ признавался самому себ, что Ребекка стоитъ выше его неизмримо.

При разъзд посл бала, молодые люди толпами хлынули за мистриссъ Кроли къ ея карет, вызванной вдругъ нсколкими голосами. Крикъ этотъ былъ подхваченъ десятками факельщиковъ, стоявшихъ по обимъ сторонамъ воротъ Гигантскаго Дома, и наперерывъ спшившихъ принести искреннее поздравленіе всякому выходившему джентльмену съ изъявленіемъ надежды, что «его превосходительству» было конечно весело въ этотъ вечеръ.

Карета мистриссъ Родонъ, посл громкихъ возгласовъ, вкатилась на иллюминованный дворъ, и остановилась у крытаго подъзда. Родонъ посадилъ свою жену, и экипажъ помчался. Мистеръ Венгемъ вызвался съ полковникомъ идти пшкомъ, и предложилъ ему сигару.

Закуривъ сигару у одного изъ факельщиковъ, стоявяшхъ у воротъ, Родонъ отправился съ пріятелемъ своимъ Венгемомъ. Въ эту минуту, два человка отдлились отъ толпы, и послдовали за джедтльменами. Лишь-только Родонъ и Венгемъ повернули за уголъ Гигантскаго Сквера, одинъ изъ этихъ людей, выступивъ впередъ, притронулся къ плечу полковника, и сказалъ:

— Прошу извинить, сэръ, я долженъ переговорить съ вами по секрету объ одномъ важномъ дл.

За этими словами, другой незнакомецъ громко свиснулъ, и въ то же мгновеніе, отъ воротъ Гигантскаго Дома отдлился одинъ кабріолетъ. Сдлавъ этотъ сигналъ, незнакомецъ загородилъ полковнику дорогу.

Родонъ Кроли мигомъ смекнулъ въ чемъ дло: его окружили помощники шерифа, вроятно вслдствіе жалобы кого-нибудь изъ его многочисленныхъ кредиторовъ. Онъ отпрянулъ назадъ съ угрожающимъ жестомъ отъ джентльмена, который сперва прикоснулся къ его плечу.

— Сопротивленіе безполезно, милостивый государь, сказалъ джентльменъ, — насъ здсь трое.

— Вы что ль это Моссъ? сказалъ полковникъ, угадавшій, повидимому. этого собесдника. — Сколько же?

— Бездлица, шепнулъ мистеръ Моссъ, помощникъ миддльсекскаго шерифа, что на Курситоръ-Стрит,— всего только сто-шестьдесятъ-шесть фунтовъ, шесть шиллинговъ и восемь пенсовъ, по форменной жалоб мистера Натана.

— Ради Бога, Венгемъ, одолжите мн сто фунтовъ, сказалъ бдный Родонъ, — дома у меня наберется около семидесяти.

— А у меня, въ цломъ свт, не наберется и десяти, отвчалъ Венгемъ, — спокойной ночи, почтеннйшій.

— Спокойной ночи, сказалъ Родонъ жалобнымъ тономъ.

И Венгемъ пошелъ своей дорогой. Мистеръ Родонъ Кроли докурилъ свою сигару, когда кабріолетъ его подъхалъ къ дому мистера Мосса.

ГЛАВА LI

Лордъ Стейнъ выставляется въ самомъ привлекательномъ свът

Лордъ Стейнъ ничего не длалъ въ-половину; и если онъ ршался благодтельствовать какому-нибудь смертному, то ужь благодтельствовалъ вполн, безъ числа и мры. Это между-прочимъ, къ великой чести милорда, испытало на себ джентльменское семейство, проживавшее на Курцонской улиц.