Базис
Шрифт:
Старик думал недолго, потом пробормотал в сердцах.
— Искушение Эйдена! Про двадцать лет тоже обговорим в клятве. Согласен?
— Согласен.
Когда я ее принял, то понял — теперь точно обратного пути нет.
…Вечером мы парились в бане с лэргом, дер Ингертосом, который прибыл ближе к вечеру с очередным караваном, и дер Вирго. Они пили сначала пиво, а затем вино, я квас и прилл. Разговаривали обо всем, но в первую очередь о моей предстоящей учебе, тренировках, не раз и не два лэрг интересовался планами на будущее. Я рассказывал про первоочередность миссии Кроноса. А Турин явно чувствовал себя не в своей тарелке. Видимо, совесть подмывала рассказать о тщетности моих усилий относительно затеянного широкомасштабного строительства. Но как это сделать и не выдать неких тайн, проходящих под грифами
— Не понимаю я тебя, глэрд. Зачем тебе эти Зубы Мрака? — спросил дер Вирго.
— Хочется посмотреть на них, подумать о перспективах. Там, говорят золотое дно, янтарь на тот же обязательный налог требуется, а деньги у меня утекают, сам видишь как.
— Я бы лучше отдохнул. Ты вчера вернулся после героического рейда по землям Хаоса, сегодня аватара Раоноса убил…
Лишь пожал плечами в ответ, а еще магу не давало покоя, что он ошибся относительно того, кто послужил главным в победе над тварью, и в очередной раз упрекнул меня. Обратил внимание, что по мере возлияний он все чаще повторялся.
— И почему ты мне сразу ничего не сказал? — дер Вирго даже засопел, но отнюдь не обижено, а злобно.
— Скромность украшает настоящего аристо. Об его славных делах пусть говорят другие, — спокойно в очередной раз сообщил прописную истину древних имперцев, — И что изменилось бы, узнай ты в тот момент об уничтожении алтаря и его защитников мною, а не Туриным, который с блеском завершил все?
— Но…
— Смысл тогда какой был в дрязгах и доказательствах?
— Никакого… — тот даже помотал головой.
В целом, еще один штрих к портрету союзника.
Когда мы остались вдвоем с дер Ингертосом, я попросил его установить самый лучший из возможных куполов безмолвия над нами. Решил прояснить обстановку, слишком много совпадений в рисунках искажений от груди было у него и де Раена. А это вызывало определенные вопросы.
— Сколько тебе еще осталось жить? И говори честно. Год? Два? — спросил навскидку.
Похоже, угадал, полуулыбку с лица мага, как ветром сдуло.
— Одиннадцать месяцев. Но откуда ты узнал? — отлично, значит, теория подтвердилась.
— Подумал, когда архитектора в Дом принимал. Камни душ помогут отсрочить проклятие?
— Даже не предлагай! Я никогда не воспользуюсь этим… Это… Это… — мэтр задохнулся от ненависти. И даже кулаком по столешнице стукнул, — Я боролся с разными тварями, которые лезли из других реальностей для одного, чтобы жрать людей, поглощать их души, питаться болью и страданием! И ты мне предлагаешь стать таким же? Я уйду с чистой совестью в царство Мары! Тогда смогу смело смотреть в глаза предкам. И не предам своих идеалов! Невместно мне такое!
— Хорошо, — дал выговориться ему, — Но на вопрос ответь.
— Да! Отложит! Приблизительно на тридцать лет! — мэтр с ненавистью посмотрел на меня, — Послушай, глэрд, я никогда…
— А теперь ты послушай меня! — властно оборвал его, — Пока ты воевал с тварями где-то там, они расплодились здесь. В нашем доме, в Империи, в Великом Герцогстве, в Демморунге, в Черноягодье! — потыкал щепотью с указательным пальцев в столешницу, тот возмущенно попытался возразить, но я жестом остановил его, — Не перебивай, это приказ главы Дома. Дослушай, потом скажешь. Ты сам видишь, как все вокруг начало поглощать первородное зло. Аристо и все те, кто должен отвечать за безопасность наших детей, наших матерей, наших жен и наших родных, наконец, за жизни обычных людей, — либо самоустранились, либо сами погрязли в нем и в ереси. В кого не ткни — замазан! От них идет вера в лживых богов. Среди бела дня разумные находят смерть на алтарях! Страшную, мучительную. Только за последние две декады я стал свидетелем, когда сотни людей умерли непонятно для чего. Именно так!
— Но…
— Не перебивай. Сейчас у нас есть три пути. Первый, найти новый дом, подальше от этого бардака, где царит благолепие, и построить что-то там. Сбежать. Такое место, ты не поверишь, но есть даже в чертогах Оринуса. Там мир, пастораль, добрые жители времен Древней Империи… Но тогда сам не заметишь, как эта скверна, чувствуя твою слабость, появится вновь. Придется опять бежать. Бежать, бежать… и так всю жизнь! Второй, пристроится там,
— Минимум полцикла я буду нормальным. Лишь в эту сумеречную ночь начнется заметный регресс. Поэтому…
— Вот это, — перебил показал в пальцах камень душ, — Сотни и сотни людских жизней, их боль заключена здесь. В этом кристалле. В камне, мать его. Они умерли мучительно настолько, что даже представить невозможно все их страдания. И ты вместо того, чтобы взять и использовать эту силу, и не для того, чтобы продлить бесцельное существование, а для того, чтобы мстить и мстить тварям, как маленькая потерявшаяся в лесу девочка, начинаешь лить слезки: «невместно мне!». Твои слезы и твоя боль с печалью должна находить отражение в реальности трупами врагов! И только так! Ты должен давить гнид, раз понимаешь, что это зло, а не размазывать эйденовские сопли под носом. Иначе, они все умерли зря! Их смерть напрасна. И все это из-за неких принципов одного очень совестливого мага… Судьба, не боги, дают тебе шанс встать рядом со мной. Отодвинуть смерть на десятилетия, чтобы уничтожить, как можно больше тварей, дотянуться до них… Это путь вечной борьбы и вечных сражений. Потому что здесь вокруг столько гадости, что нам на века хватит, — помолчал, добавил, — Так, что ты выберешь? Я не знаю… Но неволить не буду. Однако от твоего следующего шага будет зависеть, как буду относиться к тебе: как к соратнику или как полезному где-то попутчику, решившему прокатиться в одной карете со мной. Я все сказал. Снимай купол, у меня пересохло в горле и нужно спать. Завтра будет новый тяжелый день.
Положил на столешницу камень. И встал. Судя по лицу, в душе мага происходила сейчас борьба. Настолько яростная, что зеленые глаза полыхали. Он пытался найти выход из тупика в решении дилеммы между совестью и долгом, хоть как-то возразить мне, но не находил ни нужных слов, ни нужных аргументов. Наконец он прикрыл веки, посидел так секунд десять, открыл, вдохнул глубоко-глубоко, как перед прыжком с обрыва, а затем глухо произнес.
— Я не боюсь Тьмы. И это мой выбор. И я пойду с тобой до конца! — сжал кристалл, обнаженной ладонью, а затем его лицо перекосило от боли.
Оба гшундара гребли умело, легко и слитно, словно кто-то неведомый задавал им ритм. Дополнительно ветер раздувал парус, и лодка летела по волнам. Я сидел у руля и правил на Зубы Мрака.
В море мы ушли, не устраивая долгих проводов, лишь дер Ингертос и Лаена долго смотрели нам вслед. «Восприятие Арракса» работало отлично, облучение от маяка Высокого Томми фиксировал постоянно, оно проходило импульсами один раз в пару минут. А когда через три часа впереди появились первые скальные столбы, которые вздымались над морской гладью, я, зайдя за один и выйдя из зоны действия радара, активировал невидимость над плавсредством, и затем развернул посудину на северо-запад в сторону берега.