Беатриса в Венеции
Шрифт:
Она покачала головой, очень польщенная сделанным ей комплиментом, но все же уверенная в том, что она не согласится плясать под чужую дудку.
— Но если генерал Бонапарт думал так, как вы говорите, — наивно заметила она, — почему он не позволил графу де Жоаезу проститься со мной?
Моро, по-видимому, ожидал этот вопрос.
— Потому, маркиза, что нельзя было терять ни одного часа. Верона накануне взрыва, один неосторожный шаг, одно неуместное слово может стоить нам многих жизней. Ваш друг Гастон — как раз такой человек, который сумеет теперь действовать с тактом и осторожно. Мы послали его в
— Но ведь вы рисковали его жизнью?
— Но кто же из нас, французов, не рискует теперь своей жизнью?
— Но ведь это не дело военного, его могут наконец убить прямо на улицах, на глазах у всех.
— То же самое ему грозило и в Венеции. Говорят, что он обязан своей жизнью исключительно вам, маркиза. Может быть, в Вероне вы вторично спасете ему жизнь.
— Не думаю. Разве я пользуюсь там каким-нибудь авторитетом? Мне кажется, что моя дружба не спасет его; по-моему, даже будет лучше, если я не поеду в Верону.
— Но ведь вы же не вернетесь в Венецию, по крайней мере, до тех пор, пока мы не займем ее силой?
— Тогда-то я наверное не вернусь туда.
— Я восхищаюсь вашим патриотизмом. Если бы вы не были наполовину француженка, конечно, тогда нечему было бы удивляться. Ведь, собственно говоря, мы не желаем Венеции зла, но она сама так настойчива, маркиза.
— А вы тоже со своей стороны не менее упрямы, — ответила маркиза, и оба они засмеялись, несмотря на важность обсуждаемого ими вопроса.
Они доехали как раз до церкви, в которой Бонапарт принимал депутацию из Венеции, и когда они подъехали ближе, они услышали его гневный голос, говоривший о смерти Ланжье, тон его речей был таков, что Беатриса невольно задрожала. «Рабы, трусы, убийцы!» — слышались его отрывочные восклицания. Они услышали, как он кончил свою речь угрозой, что лев св. Марка исчезнет с лица земли, и он отдаст своим генералам приказание не щадить никого из венецианцев.
— Когда вы доставите мне живыми или мертвыми убийц моего бедного лейтенанта Ланжье, тогда только я выслушаю вас, господа.
В ответ на эти слова послышались просьбы Франциско Пезаро, старавшегося умилостивить Наполеона, а вслед за тем раздалась и напыщенная речь Лоренцо, которая вывела Бонапарта окончательно из терпения.
— Я велю повесить тебя, старик, — кричал он, — убирайся, пока не поздно!
Офицеры и солдаты, стоявшие при входе в ограду около церкви, посторонились и пропустили венецианцев, когда те показались в воротах. Моро попробовал удалить Беатрису, но это ему не удалось, а между тем он сильно опасался того, что сцена, предстоящая ей, могла оказаться для нее унизительной. Но она стояла впереди всех и первая увидела Пезаро: престарелый вельможа шел, низко опустив голову: на глазах его видны были слезы. Беатриса сама чуть не прослезилась при виде его печали, вызванной тем, что ему не удалось умилостивить Бонапарта. При виде его она вдруг решила сейчас же покинуть французский лагерь и вернуться вместе с
— Вы видите, как ваши друзья обращаются со мной, — прошептал он ей, — недоставало только того, чтобы вы, маркиза, присутствовали при этом. Меня выгнали, как собаку, и, как собака, я возвращаюсь в свою конуру.
— Благодарите Бога за то, что у вас еще есть эта конура! — воскликнула разгневанная Беатриса, но Лоренцо был так полон своим негодованием, своим поражением, что не обратил внимания на ее тон. Она так много раз помогала ему преодолевать различные затруднения, что он решил, что и на этот раз она еще может выручить его.
— Какой ответ я дам сенату? С чем я вернусь в Венецию? — продолжал он жалобно. — Если я скажу всю правду, мне не поверят. Хорош посланник, которого обругали, как дурака. Разве можно это рассказывать сенату?
— Так не рассказывайте этого, Лоренцо, — заметила Беатриса, тронутая его горем. — Я уверена, что Франциско Пезаро не скажет ничего, что бы могло еще увеличить его позор. Пусть сенат узнает, что Бонапарт — не такой человек, который испугается угрозы. Он нисколько не заботится о вашем высоком происхождении — ему это безразлично, так как он сам — выходец из народа; этим вы ничего не возьмете, но мне кажется, что лестью от него можно чего-нибудь добиться.
Эта мысль очень понравилась Лоренцо. Он несколько оправился и, завернувшись покрасивее в свой плащ, принимая гордую осанку, ответил ей как бы нехотя:
— Наша нация не умеет льстить.
Но Беатриса перебила его словами:
— Восхваляйте Бонапарта, как спасителя Италии, и положитесь на его милосердие. Это — самое умное, что вы можете сделать, Лоренцо. Лучше вас никто не сумеет этого сделать, он с удовольствием выслушает похвалы себе, все мужчины в этом отношении одинаковы. Я видела его и уже составила себе о нем определенное мнение. Вы должны быть щедры в своих восхвалениях, помните это.
— Я готов сказать все, что угодно, раз это нужно для спасения моей родины. Ах, Беатриса, если бы вы были со мной при этом! Зачем вы покинули нас? Зачем вы пренебрегли нашей благодарностью? Я не могу этого понять!
— Только дьявол или маленький ребенок может постичь женщину, Лоренцо.
— Да, это верно. Мне говорили, что вы едете в Верону, чтобы открыть там свой салон?
— Вам сказали неправду. Я поеду в Рим, в монастырь Сакр Харт, я желаю забыть все и быть наконец одной. Монастырь — мое единственное убежище.
— Но ведь в римские монастыри запрещен вход мужчинам, — сказал Лоренцо, зорко всматриваясь в маркизу.
— Вот потому-то я и отправляюсь туда, Лоренцо. Мы в последний раз встречаемся с вами; решение мое непреклонно.
— Как и всякое женское решение; впрочем, не будем ссориться. Верона — такое место, куда не должны ехать истинные патриоты. Там готовятся странные, вещи, — заметил он осторожно, точно вскользь.
— Да, я слышала уже об этом, — ответила она, стараясь не показать своего любопытства. — Говорят, наши соотечественники задумали что-то несообразное. Надеюсь, что это — неправда?