Бэббит
Шрифт:
Дамы весь вечер не участвовали в беседе, но тут, поскольку известно, что женский пол больше интересуется миром духовным, тогда как мужчины сражаются с грубой материей, они взяли инициативу и закричали: «Да, да, давайте, давайте!»
В темноте мужчины вели себя торжественно и глупо, а их жен от восторга пробирала дрожь. Но когда мужчины пожимали им руки, они хихикали: «Ведите себя как следует, а то я все скажу!»
И в Бэббите проснулся некоторый интерес к жизни, когда рука Луэтты крепко сжала его пальцы.
Все наклонились вперед, затаив дыхание. Кто-то громко вздохнул, заставив соседей вздрогнуть. В мутном свете, просачивавшемся из передней, все казались неземными существами и чувствовали
Голос Фринка звучал серьезно:
— Кто здесь?
Стук.
— Означает ли один удар «да»?
Стук.
— А два удара — «нет»?
Стук.
— Леди и джентльмены, просить ли нам этого духа связать нас с духом кого-нибудь из усопших знаменитостей? — шепотом спросил Фринк.
Миссис Орвиль Джонс умоляюще протянула:
— Ах, давайте поговорим с Данте! Мы научали его в литературном кружке. Ты, конечно, знаешь, кто он был, Орви?
— Ясно, знаю! Поэт из итальянцев. Где я, по-твоему, воспитывался, а? — обиженно сказал ее муж.
— Помню, помню, тот самый, который проехался по туристской путевке в ад! — сказал Бэббит. — Я-то его стишков не читал, но мы про него учили в университете.
— Вызвать мистера Данта! — торжественно провозгласил Эдди Свенсон.
— Вам, наверно, легко с ним столковаться, мистер Фринк, все-таки вы оба — поэты! — сказала Луэтта Свенсон.
— Оба поэты! Откуда вы забрали себе в голову такую чушь! — возмутился Верджил Гэнч. — Конечно, этот самый Дант в свое время, наверно, неплохо разворачивался, — не знаю, сам не читал, — но, если говорить правду, разве он бы справился, если б ему пришлось заняться полезной литературой, каждый день выдавать для газетного синдиката стих, как приходится Чаму!
— Верно! — поддержал его Эдди Свенсон. — Этому старью что! Времени у них было по горло! Мать честная, да я сам мог бы отхватить неплохую поэмку, если бы мне на это дали целый год и разрешили писать про всякую допотопную чепуху, как этому Данту.
— Тише! — потребовал Фринк. — Молчите, я сейчас его вызову… О Светлоглазый дух, спустись во… м-ммм… во тьму пределов и приведи сюда дух Данте, мы, смертные, хотим послушать мудрые его слова!
— Ты забыл дать ему адрес: тысяча шестьсот пятьдесят восемь, Серная улица, Огненные Холмы, Ад, — загоготал Верджил Гэнч, но все были оскорблены в своих религиозных чувствах. А вдруг, даже если это стучит Чам, вдруг все-таки что-то есть, да и вообще интересно поговорить со стариком из какого-то там века, словом, из прошлого.
Стук. Дух Данте явился в гостиную Джорджа Ф.Бэббита. Казалось, он исполнен готовности отвечать на все вопросы. Он даже сказал, что «не прочь провести с ними вечер».
Фринк передавал его слова, называя все буквы алфавита, пока дух не отмечал стуком нужную букву.
Литтлфилд ученым тоном спросил его:
— Правится ли вам в раю, мессир?
— Мы счастливы в горних высях, синьор. Мы рады, что вы изучаете высшую истину спиритуализма, — отвечал ему Данте.
Все задвигались, зашуршали крахмальные рубашки, потрескивали корсеты. А вдруг — вдруг что-нибудь есть на самом деле?
Но Бэббита беспокоило другое: вдруг Чам Фринк и в самом деле спиритуалист! Для литератора Чам был вполне порядочным малым, аккуратно посещал пресвитерианскую церковь на Чэтем-роуд, участвовал в обедах клуба Толкачей, любил сигары, автомобили, соленые анекдоты. Но вдруг втайне он… Черт их знает, этих высоколобых, ведь настоящий спиритуалист —
Но в присутствии Верджила Гэнча никто не мог долго сохранять серьезность.
— Ну-ка, спросим у Дантика, как там Джек Шекспир и этот римский дядя, которого окрестили в мою честь Верджилием, как они там поживают и не хотят ли сниматься в кино! — заорал он, и все сразу расхохотались. Миссис Джонс взвизгнула, Эдди Свенсон потребовал, чтобы у Данте спросили, не холодно ли ему ходить в одном венке.
Польщенный Данте скромно отвечал на вопросы.
Но Бэббита мучила проклятая неизвестность, и он мрачно раздумывал, сидя в спасительной темноте: «Сам не знаю… мы так легкомысленно относимся, думаем — умней нас никого нет. Неужто такой человек, как Данте… Надо было раньше почитать его стихи. А теперь всю охоту отбило».
Почему-то Бэббиту мерещился скалистый холм, а на вершине, под сенью зловещих туч, одинокая, суровая фигура. Его самого огорчило внезапно вспыхнувшее презрение к лучшим своим друзьям. Он крепко сжал руку Луэтты Свенсон, и ему стало легче от ее живого тепла. Привычка, как старый солдат, встала на стражу, и он встряхнулся: «Что это на меня напало сегодня, черт подери?»
Он похлопал по ручке Луэтты, желая показать, что в его пожатии ничего предосудительного не было, и крикнул Фринку:
— Слушайте, а может, заставим старичка Данта почитать нам свои стишки? Потолкуйте-ка с ним. Скажите ему: «Буэна джорна, синьор, коман са ва, ви гейтс? Кескесе [7] насчет маленькой поэмки, а, синьор?»
Снова зажгли свет. Женщины уже сидели на краешке стульев в решительной и выжидающей позе, которой жена обычно показывает, что как только кончит говорить очередной собеседник, она весело скажет мужу: «Знаешь, милый, а не пора ли нам домой?» На этот раз Бэббит не делал бурных попыток удержать гостей. Ему — да, ему необходимо было кой о чем подумать… Снова заговорили о спиритических сеансах. («Ох, почему они не идут домой! Почему они не уходят?») С уважением, но без всякого энтузиазма слушал он глубокомысленные наставления Говарда Литтлфилда; «Соединенные Штаты — единственная страна в мире, где государственное устройство является нравственным идеалом, а не только общественным установлением». («Правильно, правильно… да неужели они никогда не уйдут?») Обычно он обожал «заглядывать хоть одним глазком» в таинственный мир машин, но в этот вечер он почти не слушал откровений Эдды Свенсона: «Если хотите брать выше классом, чем джэвелин, так лучше зико не найти. Недели две назад решили сделать опыт — имейте в виду, что опыт был поставлен честно, по всей форме! Взяли обыкновенную туристскую машину зико и на третьей скорости пустили ее в гору, на Тонаваду, и один тип мне сказал…» («Зико неплохая машина — о господи, неужели они всю ночь собираются тут сидеть?»)
7
добрый день, синьор, как поживаете, как дела? Как… (искаж. итал. франц., нем., франц.)
Наконец гости с шумом стали расходиться, повторяя: «Мы так чудно провели время!»
Больше всех шумел на прощание сам Бэббит, но, выкрикивая любезности, он думал про себя: «Фу, все-таки справился, а то мне уже казалось, что я не выдержу!» Он предвкушал самое утонченное удовольствие, уготованное хозяину: поиздеваться над гостями в ночной тишине. Закрыв двери, он сладострастно зевнул, выпятил грудь и, подрагивая плечами, с презрительным видом обернулся к жене.
Но та вся расплылась в улыбке: