Беби - бум для босса
Шрифт:
– И что это было?- ухмыляется моя невеста, когда мы наконец оказываемся в машине.
– Просто перенервничал,- без зазрения совести, лгу я, заводя джип. Надо врачу, что ли показаться? Это же ненормально, что у меня башню сносит от телки, которую я даже не знаю.
– Ты могла бы сама выносить этого ребенка,- сейчас я ненавижу Ольгу, радостно подпевающую Бобу Сиггеру, поющему про ночные движения. Сука, и он туда же.
– Мне моя фигура дорога, мое солнце. Надо же тебя удерживать чем – то возле себя, - улыбается эта поганка, пробегая пальчиками от моего колена к паху. Противно. Странно, раньше я бы отреагировал по другому.
– Я устал. Давай потом,- кривлюсь я в усмешке. Хотя. Вот совсем мне сейчас не смешно. Если так пойдет дальше, то искры, в обозримом будущем,
Глава 7
Анастасия
Я шагаю по коридору клиники, больше похожему на картинную галерею, за хорошенькой медсестрой. Стены увешаны полотенами мастеров кисти в перемешку с фотографиями щекастых младенцев, и глупо улыбающихся взрослых, ставших родителями. Интересно, на лице «Искрометного»тоже поселится такое дебиловато – счастливое выражение, когда я подарю ему малыша. Ему и его поганке – невесте, при мысли о которой сводит челюсть. Ну и пусть. Их идиотизм меня не должен занимать. Хотят - получите и распишитесь. Главное сейчас здоровье Сони. Этот ребенок не мой, и крови моей в нем не будет.
– Это ваша палата,- улыбаясь говорит медсестра, распахивая тяжелую дверь, - через час придет лаборантка, а потом подадут обед. У вас есть какие нибудь особые пожелания к меню?
– Нет,- смущаюсь я. Ну не привыкла моя персона к такому обращению.- Хотя, я бы съела рисовой каши, только присыпьте ее корицей. и масла кусочек положите, если можно.
Мне кажется девчонка едва сдерживает смех, но держит лицо. Как будто я у могущественного джина прошу не горы золота, а глиняный горшок, такое ощущение у меня появляется. Только кивает хорошенькой головкой и молниеносно исчезает. Я осматриваю свои владения. Красота. Комната цвета «тиффани», больше похожа не на казенную больничную богадельню, а на дорогой гостиничный номер. Опускаюсь на удобную кровать, и сама не замечаю, как проваливаюсь в сон. Через час меня будит запах вожделенной вкусняшки, сервированной, как в Мишленовском ресторане. Но это не каша скорее пуддинг, не идущий ни в одно сравнение с тем, к чему я привыкла. Катя отменно варит кашу: без пенок, в меру сладкую. А тут просто ресторанный, безликий десерт, который мне даже пробовать страшно. Слишком красиво, пафосно и невкусно. Приготовлено без души. Ковыряюсь а тарелке, пытаясь не думать ни о чем и ни о ком, кроме липкой молочной гадости.
Господи, за что? Если за мои грехи, то ты ошибся где - то. Я двадцать три года вела жизнь праведницы, и не помышляла даже о том, за что ты меня караешь. Жука убить не могу, выкидываю на улицу, подсадив на газету. Но это же не провинность. если за прелюбодеяние - то это все от отчаяния. И мне даже приятно не было. Прости, я снова грешу. Вранье - наверное самый страшный из обозначенных в библии грехов.
Целый день проходит как в замедленной киносъемке. Вот уж не думала, что анализы затянутся на пять часов. Устала, как раб на галереях.У меня берут кровь, мочу. Апофеозом – осмотр гинеколога. Женщина - врач деловито рассматривает мои... хм... внутренности при помощи «зеркала». Впервые в жизни, меня осматривают подобным образом, и от этого невероятно стыдно. И хочется свести ноги, вскочить с дурацкого «вертолета» и спрятаться от всех. Особенно от Глеба Золотова, который вдруг стал для меня спасителем. Да, и так бывает. Он мне платит. И платит очень хорошо, что означает жизнь для моей солнечной девочки. Но почему так странно неприятно от того, что я буду носить его ребенка? Его и «Снежной королевы». И в груди ноет, и душа рвется от переполняющей ее пустоты. Зато тело отдается таким возбуждением, от которого начисто сносит крышу.
– Все в порядке. Но перед процедурой, я все же советую вам воздержаться от половых контактов, - голос женщины врача звучит ровно, но мне, все равно кажется, что она меня осуждает, и считает человеком низшего сорта. Хотя, я наверное просто преувеличиваю.
– Я последую вашему совету. Обязательно,- шепчу, пряча глаза.
– Через полторы недели мы сможем провести процедуру. Настя, вы готовы? Еще есть возможность изменить решение
Глупая врачиха не читала кабального договора, в котором написана такая неустойка,
– Я готова,- говорю твердо, но голос все равно дрожит. И от воспоминаний о Золотове становится только хуже. Он, странным образом, заполонил собою всю ту пустоту, которая образовалась в моей чертовой жизни, с болезнью Сонечки. А теперь я думать ни о чем не могу, кроме его тела и гребаной улыбки, от которой тяжелеет между ног, и голова идет кругом. – Я могу идти домой?
И чего я дура интересуюсь. На время беременности у меня и дома то нет, кроме прописанной в контракте квартиры, принадлежащей заказчику. То есть – Золотову, а там мне уж точно делать нечего.
– Вы можете остаться в клинике, сколько пожелаете, - улыбается врачиха. Терпеть не могу феминитивы. Но тетка мне не нравится. Слишком приторная.- Лера вас проводит.
– Не надо, я помню дорогу.- говорю гордо. Но, если честно, мне хочется еще раз посетить кабинет адвоката без надзирателя, и прочесть договор. Желательно без присутствия хитрого дельца – юриста. Прокрасться, и попробовать найти лазейку, сделать Искрометному "козью морду" Зря что ли я учусь в институте на юридическом факультете? Ну, точнее училась, пока не стала наложницей и заложницей этого проклятого ублюдка, который мне показал сверкающие искры. .
Мне не везет. В кабинете горит свет, и я слышу голоса. Один адвоката, а вот другой – могу ошибаться, наполненный капризными нотками, подобающими королеве. Я уже слышала сегодня эти распевные глассные, и короткие фразы, так не вяжущиеся с проносом говорящей дамы.
– Миша ты понял. Ребенок вообще не должен появиться на свет. Никакой. в этом нет смысла.
Глеб
– Далеко собралась? - спрашиваю Ольгу, вертящуюся перед зеркалом. Говоря откровенно, мне абсолютно похрену, куда намылилась моя невестушка, но правила приличия соблюсти все же стоит.
– Я же тебя не спрашиваю, где ты шлялся всю ночь? – криво ухмыляется эта мерзавка. – И почему ты приперся на деловую встречу с чужими трусами в кармане, тоже не задаю вопросов. Хотя мне безумно интересно, где ты нашел шлюху, носящую такие дешевые панталоны? Зря интересуюсь, ты всегда любил жрать с земли.
– Ты шарила по моим карманам?- удивленно приподнимаю бровь. Ничего себе, эта ледяная глыба, оказывается, переживает мои отсутствия. Вот уж не думал. Даже помыслить не мог.
– Нет, просто Клавдия спросила, можно ли выкинуть тряпку,- кривится моя будущая, очень удобная жена. Черт, прислуга. Ну конечно, она же не могла выкинуть что – либо, принадлежащее хозяину. Даже рваную тряпку пахнущую рыжухой. Чертова,исполнительная дура – Я разрешила, кстати.
Вот сейчас я хочу ее убить. Перегрызть длинную, белоснежную шею, за то, что оборвала последнюю ниточку воспоминаний о том, что творила в моих объятиях рыжая колдунья. И она это чувствует. Обнажает в оскале мелкие белые зубки. Сука. Это она будет растить ребенка, которого родит мне Настя. Кого может воспитать сука? Только подобного ей щенка: балованного и наглого.
Сейчас мне хочется одного – вызвать такси и просто ломануться в клинику. Страх, что девка сбежит, не отпускает. Что я тогда буду делать? Меня останавливает только одно – пункт, который я сам же и добавил в договор, руководствуясь хрен знает чем. По – моему, Ольга настояла, зная мой неуемный нрав. А я был пьян и на все согласен. По нему суррогатная мать не может иметь никаких отношений со мной. Не может предпринимать попыток к сближению. И главное – никаких физических контактов. Проживать исполняющий субъект договора в нашем доме, и любом ином жилище, законно принадлежащим нашей семье, тоже не может. Только специальная квартира, снятая в аренду на время беременности или отель. В противном случае, я должен заплатить такую сумму, от которой даже у меня кружится голова. Но, даже не деньги меня останавливают, я просто боюсь, что рыжуха исчезнет. Расстает, как утренний туман, узнав, что очень легко может от меня избавиться по закону.