Бедовый мальчишка

Баныкин Виктор Иванович

— Не об этом разговор!

Коля ударил пяткой по торчавшему из песка обломку корня не то сосны, не то другого какого-то дерева, стоявшего когда-то на этом месте. Корень треснул и рассыпался золотистыми гнилушками, дымя мягкой полупрозрачной и тоже золотистой пылью.

— Нынче с острова обещали доставить в лабораторию образцы породы. Они здесь вот как нужны! — Коля помолчал. — А теперь жди, когда лед пройдет.

Митя кивнул головой.

— С неделю, как есть, пройдет!

— Неделю — самое меньшее, — согласился Коля, —

а то, может, и дольше. А Ивана Петровича Москва торопит с анализами.

— Завидую тебе, Коль… Сам начальник геологической экспедиции живет у вас на квартире. А у нас… — Митя хмыкнул и махнул рукой.

— Ничего-то ты, Митька, не понимаешь! — вдруг загорячился Коля. — Слышал бы ты, как Иван Петрович про Ирину Васильевну говорит… про твою квартирантку. Не зря ее на Телячий остров послали… на такой ответственный участок. «Наша Ирина Васильевна — боевая девушка!» — так Иван Петрович про нее говорит.

— Тоже мне боевая, — протянул Митя, — а сама… стыдно даже сказать, чего боится!

— А чего же она боится?

— Раз вышла утром в сени да как завизжит! Я к двери, за мной мать. А она стоит посреди сеней и руками лицо закрывает. «Ой, — говорит, — никак в себя не приду! Из угла мышь сейчас выскочила…»

Митя посмотрел выразительно на приятеля.

— Ну и что же?.. Ну и подумаешь! — не глядя на Митю, проговорил Коля. — Может, она никогда в жизни мышей не видела?

— Сочиняй! — засмеялся Митя.

Внизу на прибрежной тропинке показались гуси. Впереди не спеша вышагивал большой старый гусак: длинная шея и спина его были белые, а бока — грязно-коричневые.

— Коль, видишь? Гаврилычев Нефтяник идет, — сказал Митя и запустил в гусака комочком сухой глины. — Эх, промахнулся!

Осенью и зимой всюду вокруг изыскатели бурили скважины. Одна буровая вышка появилась и на лесной поляне, рядом с домиком лесника Гаврилыча, недалеко от того места, где сидели ребята. Любопытный гусак часто подходил к вышке. Как-то раз он взобрался на край открытого железного бака с нефтью, поскользнулся и упал в нефть. Жена Гаврилыча долго мыла гусака теплой водой с мылом, но он так и остался грязно-коричневым. Деревенские мальчишки прозвали его Нефтяником.

— Купаться пришла гусиная гвардия, — добавил Митя и пошарил вокруг рукой: нет ли где еще камешка.

Гуси остановились у самой кромки сырого песка. Гусак оглянулся на гусынь, робко столпившихся вокруг него, видимо, приглашая их последовать за ним, и вошел в воду. В этом месте между льдинами образовалось голубое озеро. С обрыва видно было, как гусак поплыл, выпятив грудь и поводя под водой красными перепончатыми лапами.

— И куда поплыл, дуралей? — сказал Митя. — Льдины в ловушку его поймают. Правда, Коля?

Коля не ответил.

А льдины и на самом деле начали сближаться, и озерцо становилось все уже и уже. Гусыни на берегу заволновались, что-то лопоча на своем непонятном языке. Наконец и гусак, отплывший от

берега метров на пять, заметил грозившую ему опасность и повернул обратно.

Но было уже поздно. Льдины, словно стараясь опередить друг друга, неслись прямо наперерез гусаку.

Митя сдернул с головы малахай и ударил им по голенищу сапога.

— Крышка теперь Нефтянику!

— А по-моему, нет, — возразил Коля.

В это время водяной коридор, по которому плыл гусак, настолько сузился, что плыть по нему стало уже невозможно.

На берегу поднялся переполох. Гусыни загоготали громко и тревожно. Они топтались на одном месте, не решаясь броситься на помощь гусаку. А он вдруг выпрыгнул на одну из льдин, отряхнулся и гордо поднял голову.

«Го-го-го!» — победно закричал он. Потом взмахнул крыльями и полетел к берегу.

Митя внезапно потерял всякий интерес к гусям. Он нахлобучил на голову малахай задом наперед и поглядел на ослепительно сверкавшую пеструю ото льда Воложку, вдали подернутую прозрачной золотистой дымкой.

Время близилось к вечеру, но на солнце было тепло, словно в мае, и уж как-то не верилось, что еще только вчера стояла пасмурная погода и дул сырой, холодный ветер и, казалось, ненастью не будет конца. А сегодня весь день сияло солнце, неистовое, молодое, и небо было необыкновенное — влажно-синеющее и такое бездонное, что смотреть на него долго не было сил, начинала кружиться голова.

Мухи, недавно совсем слабые и сонные, выползавшие погреться на солнце, которое на короткое время появилось из-за белых полупрозрачных облаков, теперь уже летали всюду. А серенькие миловидные трясогузки смело садились на самые маленькие льдинки, плывшие по Воложке, и покачивали хвостиками. Про трясогузок говорят, что это они разбивают лед на реках своими качающимися хвостиками.

Глядя на Воложку, Митя задумчиво сказал:

— Даже и не верится… Неужели скоро здесь никакой речки не будет?

— Осенью насыпями перегородят Воложку, — проговорил Коля, строгая перочинным ножом толстый кусок сосновой коры, подобранной им по дороге сюда. — А потом воду начнут откачивать. Нижний судоходный шлюз как раз тут будут строить.

— А с верхним шлюзом его каналы соединят? — спросил Митя, повертываясь к товарищу. — Ты чего это?

Коля щелкнул по коре ногтем.

— Стоящая попалась! Поплавков из нее уйму наделаю.

Он сунул кусок коры в портфель — портфель на солнце до того нагрелся, что от него запахло клеенкой, — и принялся ножом чертить на песке.

— Смотри, — сказал Коля. — Это вот нижний шлюз, а это вот верхний. А это канал, который их соединит. Понял? А плотина вот здесь протянется через Волгу.

— А где у тебя здание электростанции?

— А вот! Вот Жигулевские горы, а вот овраг…

Митя вскочил на ноги и глянул на Жигулевские горы, сизовато-лиловой грядой высоко поднимавшиеся над леском Телячьего острова.