Бег по лезвию ножа
Шрифт:
– Марш в подвал! – Шипит, точно испуганная кошка, на ребенка. Девочка мгновенно исчезает в черном проеме. Бежать? Но каша почти что готова. «К черту выстрелы, к черту войну. Я ведь не просто так рисковала жизнью, чтобы накормить ребенка. Кошку. И самой поесть». – По разбитой дороге промелькнул крытый грузовик. Мария взялась за котелок, и собиралась уходить.
– Эй, тётка ты или девчонка, или кто. Помоги. – От неожиданности Мария чуть не уронила котелок в огонь. Оглянулась вокруг. В глубине кустов бузины замечает бледное до желтизны лицо. Свой? Чужой? Да хрен
– Ты кто?
– Солдат. Меня казачки тут ищут. Помоги спрятаться. А ведь грохнут, не поморщатся. И тебя, и меня. разбираться не будут. Мария воровато оглядывается. Вроде никого пока что не видно.
– Быстро в подвал! Там лезь под лежак. И молчи. Помни, что не только свою голову подставляю! У меня маленький ребёнок. Дважды повторять не нужно. Солдата, словно ветром сдуло.
Глава четвертая.
По улице бегают, перекликаются между собой ополченцы и солдаты в зеленой униформе без знаков отличия. «Знать, кого-то ищут? Ну, ну, пусть, пусть поищут. Полезно для здоровья». – Мария нагибается, чтобы взять котелок. С улицы окликает молодой, звонкий голос.
– Эй, тётка! Женщина удивленно оборачивается на голос. «Вот блин, я тётка? Это в мои-то 23 года? Мне только 23, и я уже тётка? Но пусть так. Хотя вполне можно сойти даже за бабку. В этом старом, застиранном халате, перевязанной еще бабушкиным платком». За остатками ограды скалятся в нагловатых ухмылочках казачки. Точно такие, словно сошли с лубочных картинок начала прошлого века. В чёрных кубанках, черкесках, с кудрявыми чубами.
– Чего вам еще?
– Тётка, тут никто не пробегал? Укропа случайно упустили. Видела или нет?
– Да, видела. Шнырился здесь. Вон туда побежал! – Кивает в ту сторону, откуда ночью били «самоходки».
– Так там же наши позиции.
– А я почем знаю? Говорю, что видела. А что видела, то, что говорю.
– Вот дура баба! – Презрительно сплёвывает один казачок в сторону. Чиркают спички, щелкают зажигалки. Они, закурив, поднимаются вверх по улице. Мария, немного выждав, пока за поворотом не скроются казачки, берёт котелок с готовой кашей, и направляется к погребу. Там женщина, немного прикрыв двери, ставит котелок на топчан.
– Ну что, дочка, нам давно пора поесть. Давно как. – Набирает ложку. Пробует рисовую кашу, сосредоточенно жуёт.
– Вкусно? – С интересом спрашивает малышка.
– Вроде как проварилась, хотя сверху немного сыровата. Жаль, крышки не было. Эй вы, там, еще сидите? Вылезайте. Эти придурки ушли. Их нет. Из-под топчана осторожно выглядывает голова солдата.
– Наверху все спокойно?
– Пока что да. Вылезайте.
– Ряженые точно ушли?
– Еще бродят по улице, но уже далековато отсюда. Ищут какого-то укропа. А чего вы там натворили? Прибили какого-то ряженого, что ли?
– Никого не пришил. Это я укроп, как они там кричали.
– Мне все равно, кто вы, укроп или не укроп. Для меня вы просто человек. У вас голова в крови. Нужно сделать перевязку. Жаль, у меня нет ничего. Несколько дней назад дом разнесло в щепки. Хотя… Мария
– Благодарю. – Солдат снимает со спины рюкзак. – Тут немного тушенки случайно завалялось. Вношу свою долю в общий котел. – Достает большую жестяную банку мясных консервов, и армейский штык-нож. Легко вскрывает банку. Вываливает все в котелок. – Так, думаю, немного повкуснее будет. – Рядом кладет серый кирпич хлеба.
– Спасибо! – Растерянно лепечет Мария. – Спасибо.
– Ну, чем богаты, тем и рады! – Солдат перемешивает штык-ножом кашу. Аромат свинины приятно щекочет ноздри. Но женщина не подает вида, что жутко проголодалась. Она протирает салфеткой ложку.
– Приступаем!
– Что, прямо из чугунка? – Аленка смотрит вопросительно на мать.
– Тарелок, извини, нет. – Зачерпывает из котелка кашу с кусочком мяса. Сосредоточенно дует, чтобы остудить. – Пробуй. Не торопись. Малышка открывает ротик, словно маленький птенчик. Жует.
– Вкусно.
– Так ты у нас уже взрослая, давай, кушай. Сама! – Вкладывает ложку в руку дочери.
– Вкусно, не то слово! – Солдат зачерпнул ложкой кашу, с удовольствием жует, закусывая хлебом. – Этот сухпай совсем осатанел! Ребята с блокпоста отправили яблок набрать или груш. Одним словом, чего найду. А тут на патруль нарвался. Главное, что получилось сбежать. Спасибо тебе.
– Главное, что вы живы. Теперь нужно посидеть, пока не стемнеет. Они точно скоро уйдут. Близко вечер, солнышко клонит к закату. Вы тут сидите. А я пойду немного займусь «раскопками». Может, что полезного разыщу. – Мария неторопливо убирает ложку в карман. – Спасибо, вам и Богу. Наелась.
– Но что вы делаете в этих развалинах, одна? С ребенком?
– Живу.
– Разве можно назвать это жизнью?
– Вернее, пытаюсь выжить. Мне ехать некуда. Никто меня нигде не ждет. Надеюсь, что этот кошмар скоро закончится.
– Нет, это начало. – Вздыхает солдат.
– Посмотрим, жизнь покажет. – Женщина выныривает из подвала.
«Дом. Мой милый дом. Теперь вместо тебя в земле зияет раной огромная, почти в человеческий рост, яма». – Мария вздыхая, принимается перебирать мусор в надежде хоть что-то найти, пригодное для жизни. «Чайная ложечка, осколок голубой чашки. Маминой чашки». – Поднимает, вздыхает. – «Так вот жизнь разлетелась на мелкие осколки. Как эта чашечка».
– Ну, так ты вовсе не старая тетка! Ты молодая девка. – Кто-то грубо хватает за плечо, резко разворачивает. Мария вздрагивает всем телом.
Перед ней стоял ополченец.
– Ну что, девка, – Дохнул в лицо жутким самогонным перегаром, срывая с головы бабий платок, – Пошли?
– Куда пошли?
– Да хватит ломаться! Выделываешься, что вошь на гребешке!
– Отвали! – Мария попыталась стряхнуть с плеча тяжелую руку парня.
– Ты что, нас не уважаешь?
– А за что мне вас уважать? За то, что мой дом разваляли? Отца и мать на тот свет отправили?