Беги домой
Шрифт:
Он в растерянности смотрел, как медленно надвигались Стиви и Мартин. И вдруг, словно кто-то тамуслышал его мольбы, откуда ни возьмись явился огромный негр со сверкающим золотым зубом и сбил пару придурков с ног.
Робби улыбнулся. Ему было приятно видеть, что все встало на свои места. Мужчина тряс хулиганов, как терьер крыс. Затем, стукнув их головами друг об дружку, спаситель отшвырнул незадачливых грабителей в сточную канаву, словно стряхнул грязь с ладоней.
— Ну, ступай, — сказал он Робби и улыбнулся, глядя, как Стиви и Мартин копошатся в канаве.
Тому не надо было говорить дважды.
— Да уж, — пробормотал Робби вслух, прежде чем вернуться к телевизору, — могу поспорить, что Килрой сможет прожить на тридцать девять фунтов в неделю. — Он усмехнулся. — Он-то сможет, черт его подери.
— С кем это ты разговариваешь?
Робби поднял глаза и увидел, что мать вползла в комнату.
— Сам с собой, о Килрое, — сказал он, окинув ее взглядом.
— Он что, ответил тебе или нет?
Робби наблюдал за тем, как мать прикурила сигарету и тут же зашлась грудным кашлем. Банный халат на ней, когда-то белый, был грязно-серого цвета и в нескольких местах заблеван остатками ужина. А ведь это его подарок, он купил его у магазинных воров на прошлое Рождество.
Робби любил мать до беспамятства, но Керри права — Ванесса Лэмсдон выглядела просто кошмарно.
Он вздохнул в глубине души, но мать явно почувствовала его презрение.
— В чем дело, бедняжка? — Ванесса завязала пояс на халате потуже, затем затянулась сигаретой. На этот раз ей удалось сдержать кашель. — Ну? — вопрошала она.
Не хотелось вступать с ней в объяснения, но он не смог отмолчаться.
— Что толку от разговоров, мам? Ты всё спрашиваешь, мы всё отвечаем, но ничего от этого не меняется. Что бы ни говорили тебе я или Керри, ты прекращаешь пить максимум на неделю, а потом опять за старое. Вот как сегодня.
Сказав это, Робби увидел обиженный взгляд матери и почувствовал себя отвратительно. Он стал рыться в куче грязного белья, лежавшей рядом с ним, ища пульт от телевизора. Найдя пульт, Робби наставил его как пистолет и выстрелил в Килроя, избавился наконец-то от него. Робби сам не знал, кто в данный момент беспокоил его больше: Килрой или мать.
Если она не перестанет пить, это в конце концов убьет ее. Когда-то она была красива, его Мама, но теперь… Какого черта, он больше не мог выносить ее взгляда. Робби вскочил, побежал наверх, наскоро вымылся, переоделся в слегка запачканные джинсы, немного потер пятно на синей рубашке, пока оно не стало практически незаметным, потом спохватившись, бегом спустился вниз. В последний раз, когда он оставил зарплату на кофейном столике, она непонятным образом исчезла, а в комнате тогда никого не было, кроме матери.
К его облегчению, конверт все еще лежал там, где он его оставил. Мама сидела в гостиной, лениво выдувая дымовые кольца.
— Э-э-э, сынок…
Робби нахмурился. Он знал, что следует за таким началом, это повторялось каждую неделю. И все же ждал продолжения, все еще чувствуя себя отвратительно из-за того, что сказал несколькими минутами ранее.
— Я… Мне надо немного наличных. До пятницы, пока не получу деньги. У меня мало осталось, и детям нужно… — Ее голос был таким льстивым.
Робби ненавидел мать за то, что она довела себя до такого состояния, за то, что ему приходилось присматривать
— Мам, ты же знаешь, что я куплю тебе чего-нибудь.
Робби подошел к ней и похлопал по плечу. Он коснулся ее длинных, засаленных, давно не чесанных волос. Он едва удерживался, чтобы не расплакаться. Выпивка и сигареты, которые, казалось, срослись с ее пальцами, сделали свое черное дело. Ванессе можно было дать лет на двадцать больше, чем ей было на самом деле. Самое обидное, что еще не поздно все исправить, будь у нее хоть капля воли.
— Послушай, мам, я принесу тебе сигарет и полбутылки от контрабандистов. Наверное, партия Дикси уже пришла. Но…
Мать взглянула на него, догадываясь, о чем он собирается сказать. Он понимал, что ей это явно не понравится.
Нужно быть решительным, иначе ее деградацию не остановить. Робби сделал глубокий вздох и попытался быть строгим.
— Мам, я… то есть мы хотим, чтобы ты привела себя в порядок. — Он посмотрел в ее темные глаза и на еще более темную кожу под ними. Казалось, будто у нее настоящие кровоподтеки. И вдруг, словно кто-то, например Керри, поселился у него голове и начал подсказывать ему, что говорить, Робби закричал: — Ради бога, мам, ты сама-то видела, в каком ты состоянии? Кто тебя не знает, может решить, что тебе уже сто десять лет. Ты выглядишь как бродяжка. Старая, грязная бродяжка, у которой никого нет. Но ты же не одна, мам, у тебя есть мы.
Отчаявшись образумить мать, Робби оставил ее, побежал наверх и вернулся через секунду с осколком зеркала из ванной.
— Посмотри! — Он сунул зеркало ей в руки.
Его руки тряслись, когда он взял Ванессу за подбородок и повернул ее лицо так, чтобы она смотрела на него.
— Если ты не выйдешь из этого состояния, мама, ты умрешь и оставишь всех нас сиротами. Думаешь, мы с Керри сможем управиться с детьми? Как? Их заберут от нас. Отправят в разные дома, и мы больше не увидимся. Ты можешь себе представить, что Сьюзи придется жить среди толпы незнакомых людей? Можешь, мам? Она не выживет! — Робби затряс в отчаянии головой, из-за чего его голос стал еще громче. — А что будет с Эммой, а? Сколько она еще проживет? И нам-то с ней тяжело, а если вокруг будет незнамо кто, чужие, даже не семья… А Даррен, представь, что он будет далеко отсюда, в новой школе, когда у него уже появились друзья. Подумай об этом, мама.
Он хотел потрясти ее, сделать хоть что-нибудь, чтобы она поняла. Он не привык к таким вспышкам гнева, но каждое слово, которое он сказал, было правдой — эти слова он хотел сказать уже давно, но ему не хватало ни силы духа, ни мужества — Робби практически шептал, когда говорил:
— Ты хочешь, чтобы это произошло, мам? Хочешь?
— Но, но… — пыталась возразить Ванесса.
— Не может быть никаких «но», мама! — Робби ударил кулаком по кофейному столику и сразу же почувствовал себя ублюдком, когда мать дернулась от испуга. Пути назад уже не было, сейчас, когда все зашло так далеко. — Все, мам. Если ты не начнешь сегодня, то ничего больше не получишь от меня. Мы больше не можем так жить. Получается, что нам, детям, приходится смотреть, как ты сводишь себя в могилу… Словно это самоубийство или что-то еще. На этот раз я говорю серьезно, мам. Мы все уже просто дошли до ручки, хватит.