Беги домой
Шрифт:
Застав миссис Арчер врасплох, он неожиданно бросился к ней и выдернул мешок из ее рук.
— Нет… — с трудом проговорила она опухшими губами, яростно пытаясь забрать мешок обратно.
Кингстон толкнул ее, и она тяжело упала на землю. Но даже лежа, она продолжала зловеще на него смотреть. Наблюдая за ней, Ричард снова засмеялся:
— Что ж, сука, я повидал достаточно важных шишек, которые были слабее тебя.
Повернув голову, миссис Арчер сплюнула кровь и высморкалась на его ботинки. Кингстон кивнул:
— На самом
У нее побежали мурашки по коже. Ричард Кингстон никогда в своей жизни не был добрым, и если он собирался им стать так поздно, то это значило, что кому-то будет очень плохо.
А здесь, на земле, у его ног валяется самый вероятный кандидат.
Он кивнул двум тяжеловесам, чтобы те садились в машину, и, когда они скрылись из виду, он бросил ей мешок с деньгами. Широко раскрыв глаза от удивления, она поймала его, не обращая внимания на вспышку боли, когда молния от мешка ударила ее по губам.
— Ты последняя дура, если думала, что сможешь меня обмануть, но ты была хорошим исполнителем. Тебе нужно было преподать урок, и я его преподал. Запомни вот что: только твое молчание спасет твою кузину и ее семейку от пламени ада. — Он постоял какое-то мгновение, затем развернулся и пошел прочь.
Ликующая миссис Арчер смотрела, как он уходит. В тот момент она его почти обожала и была готова сделать все, что он скажет. Она будет молчать. Но не из-за жирного Олли и своей сестрички. Ведь ее жизнь тоже была поставлена на карту.
У нее голова шла кругом от облегчения, и ей отчаянно захотелось посмотреть на свои деньги. Просто подержать их. Просто почувствовать их в своих руках. Едва в состоянии сдерживать возбуждение и забыв на минуту о боли, миссис Арчер, громко смеясь, расстегнула сумку. Но в следующее мгновение она уже кричала от ярости. В сумке лежали пачки нарезанных в форме двадцатифунтовых банкнот газет, а между ними выглядывала мумифицированная голова Джека Холланда.
Арчер все еще продолжала кричать, когда к месту аварии подъехала патрульная машина, и из нее вышли двое мужчин в полицейской форме.
Ванесса стояла у магазинчика за углом, куда она заходила за сигаретами. Сделав покупки, она с такой жадностью уставилась на прилавок с бутылками виски, водки и других спиртных напитков, что продавец нервно закашлялся и поспешил ее выпроводить. Ей так хотелось выпить, что она почти чувствовала вкус спиртного.
Повернувшись к Сандре, которая провела вместе с ней ночь в больнице. Ванесса грустно улыбнулась и, открыв пачку, предложила ей сигарету. Обе закурили, и Сандра задумчиво выпустила несколько колец дыма.
— Еще одно испытание, Вэнни, — наконец произнесла она.
Ванесса кивнула, зная, что ее подруга имела в виду алкоголь.
— Пойдем, — сказала она, — нам пора возвращаться, потому что, зная нашу Керри, можно предположить, что она уже проснулась и
Вечером Керри ненадолго пришла в себя, но, по-видимому, никого не узнала и вскоре снова погрузилась в бессознательное состояние. Ее дыхание было спокойным, а лицо румяным, и врачи выражали сдержанный оптимизм. Полиция отчаянно хотела ее допросить, но, хотя ее состояние постепенно улучшалось, она еще не могла ни с кем разговаривать.
— Да, никто не может сломить нашу Керри, — согласно кивнула Сандра, когда они двинулись обратно. Но плечи Ванессы все же оставались опущенными. Они перешли улицу и вошли во двор больницы.
Чтобы попасть в палаты интенсивной терапии, нужно было пройти через родильное отделение, где они увидели молодого человека, который праздновал рождение дочери со всеми, кто проходил мимо. Ванесса не могла не вспомнить то грустное время, когда родилась Керри. Целых десять часов мучений, когда даже некого взять за руку, и в конце концов — кричащий краснолицый младенец.
Этот ребенок выглядел озлобленным даже в первые минуты своей жизни. Потом приехала Сандра — Боже, благослови ее. Она появилась с букетом цветов и маленьким Робби, цеплявшимся за ее юбку.
Во время беременности Ванесса не раз думала о том, чтобы избавиться от ребенка, которого носила. Меньше всего ей хотелось каждый день видеть напоминание об убийце ее мужа, а также о грубом изнасиловании, которому она подверглась. Все эти длинные девять месяцев она почти желала смерти своему ребенку. Тогда-то она и начала пить по-настоящему — бутылку за бутылкой, — но бабушкины сказки не сработали, по крайней мере с ней.
Позже, когда Ванесса осталась одна с новорожденной, ничего не изменилось. Она ненавидела дочь, ненавидела ее личико в форме сердечка и копну черных волос. Она думала о том, чтобы отдать Керри на удочерение, но Робби уже успел сильно привязаться к маленькой сестренке. К тому же вернуться домой вечером с девочкой было проще, чем без нее, — куда легче притвориться, что ребенок был желанным, чем смотреть в глаза всем сплетникам района. Наилучшим выходом было выдать ее за родную сестру Робби, хотя к тому времени, когда появились остальные дети, ее уже нисколько не интересовало, что подумают другие. Каждый новый ребенок обеспечивал едой остальных, и она могла какое-то время отдохнуть и восстановить силы.
Но тогда у нее были только Робби и Керри, и Ванесса постепенно — очень медленно — позволила беззащитному ребенку проникнуть в ее сердце. Сквозь выпивку и боль в глубине души она понимала, что не сможет расстаться со своей плотью и кровью. Да, видит Бог, девочка очень любила своего старшего брата. Еще будучи совсем малышкой, именно Керри успокаивала Робби, когда ему снились кошмары, в то время как его мать лежала в постели с Томом, Диком или Гарри — со всеми, кто готов был платить.
Недовольный и сердитый ребенок уже почти превратился в женщину.