Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Беги, Василич, беги!

Северюхин Олег Васильевич

Шрифт:
Он ночью вставал и писал, Бредя по путям не Млечным, Чурался он жара и риска, И значимым был и вечным. Копил он копейку к копейке, И к ним прибавлял сестерций, Сидел на своей скамейке, Держа много тонн на сердце. Себе он сам был оплотом, Сливался совсем с рельефом, Без выдоха, вдох за вдохом И это не было блефом. Он мог бы и жить иначе, Гулять на разбойных пирушках,
Но вреден был воздух горячий
И камни в холодных ватрушках.
Он был словно конь в попоне, Не спорил во сне с дураками, По сути, он был японец, Он сам — самурай Мураками.

— М-да, — сказал Кондрат Петрович, — вот она сущность человека. Можно много говорить о человеке и ничего не сказать. А тут всего ничего, но так складно и сразу можно представить, кто это.

Глава 110

Я жил на самом дне, но это дно жило самой человеческой жизнью. Если честно сказать, то это не самое дно. Где-то, примерно, середина. В авиации это называют точкой возврата или точкой невозврата. Примерно, как стакан полупустой или полуполный. Сантиметр вниз и уже точка невозврата. Сантиметр вверх — и это все еще точка возврата. Когда человек тонет, он тоже достигает этой точки. Если он сложил руки, то он тонет окончательно и оказывается на самом дне. Если человек сопротивляется, бьет руками и ногами, то он имеет возможность выплыть и спастись. Если кто еще поможет, то спасение стопроцентное. Притча о лягушке и сливках здесь не подойдет. Дерьмо сколько ни перемешивай, оно всегда останется дерьмом и никакой шоколад из него не получится. Но из дерьма можно вынырнуть наверх и стать конфеткой. Тому в истории примеров много слышим, но мы истории не пишем. Кто-то из умных людей последнюю фразу произнес, кто конкретно, совершенно не помню, но возможно, что это все-таки Крылов, баснописец.

Я потихоньку обустраивался в этой новой жизни и начал даже находить прелесть в ней. Жить среди людей, низвергнутых с пьедестала, одновременно легко и трудно. С кого-то бронза облетает сразу, а кто-то очень долго таскает за собой камни от гранитного основания, на котором они стояли. Через какое-то время они становятся нормальными людьми, добрыми, отзывчивыми, интеллигентными, но нет-нет да проскользнет в их речах и интонациях какая-то бронзовость, как искра в старой зажигалке, и исчезнет. Они будут хорошими работниками на любом участке работы, но руководящую работу им поручать нельзя. Из них получаются наполеончики различного калибра, и все закручивается по новой — маленький пьедестал, пьедестал побольше и так далее, пока не свалится с него. Наполеончик, повторно взгромоздившийся наверх, становится небожителем и тираном и не остановится ни перед чем, чтобы удержаться наверху. Вирус наполеонизма очень страшный вирус, который поражает человека и его окружение напрочь. Поэтому при смене наполеончиков нужно проводить дезинфекцию всего того, к чему он прикасался и с кем общался.

Но есть и исключения. Это исключительно честные и безупречные люди. Никакое дерьмо к ним не прилипает и не пятнает его честного имени, но его честность и порядочность не дает покоя и жизни многим людям, если не сказать, что всем окружающим. Это есть самый опасный тип наполеончиков. Этот похож на санитара, который четко исполняет все предписания врача: врач сказал — в морг, значит в морг. Этот твердо пошлет на виселицу собственного сына, чтобы никто не сказал, что что-то личное может повлиять на исполнение им предписаний свыше, даже если эти предписания несправедливы. Это люди придумали формулу: дурра лекс, сет лекс. Закон суров, но он Закон.

В Америке, говорят, напропалую вешали людей, которые не совершали преступления, но были вынуждены брать вину на себя для защиты чьей-то чести, и все об этом хорошо знали, но надевали на шею петлю, рыдали и дергали рычаг виселицы, убирающий пол под ногами приговоренного. И сейчас, тоже говорят, что юристов лишают лицензии, если они начинают рассуждать о справедливости.

Кондрат Петрович был не из наполеонов. Он был простой учитель литературы в педагогическом университете и позволил себе высказать некоторые мысли о ГБ. И сразу стал человеком без определенного места жительства (БОМЖ) и работы, а также без семейного положения, потому что хотел сам воспитывать своих детей и прививать им то доброе и вечное, что было написано в тех редких бумажных книгах, которые еще встречались на чердаках старых домов. Он упал в яму и не утонул. Задержался в ее пограничном слое и стал воспитателем тех, кто еще может быть востребован там, наверху, когда у народа будет возможность выбора

своих руководителей.

Что наверху, что внизу — все одно и то же. Та же клановая борьба, деление на сословия по имущественному признаку и приближенности к власть имущим. Авторитеты правили бал и устраивали разборки, осуществляя местное правосудие. Быки и шестерки авторитетов патрулировали улицы в пределах своих районов, чтобы никто не влез на точки продажи наркоты и торговли девками. Кто не вписывался в общий ритм, того увольняли и тело его находили где-то внизу, а чаще всего не находили вообще.

Авторитетам была нужна интеллигенция, чтобы учить их самих и их детей. Чтобы бабы их выглядели не как законченные проститутки, а могли выступить в роли благородных дам, с которыми не стыдно съездить на какой-нибудь средневековый вальс в новообразованной народной республике Европы.

Глава 111

С подачи Кондрата Петровича и в сопровождении Катерины я был принимаем в самых респектабельных домах дна. Напишем его с прописной буквы — Дна. В случае какой-то серьезной катавасии именно представители Дна становятся лидерами верхушки и вычищают все пространство, чтобы убрать одиозных соратников и представителей старого правящего класса, пытающегося кукарекать по-своему. Диалектика, е.м.

Меня приглашали в качестве знаменитости, как сегодня на корпоративы к нуворишам приглашают эстрадных и различных звезд. К звездам отношение особенно, если заплатят пачку баксов, то звезда будет, а меня приглашали по-старинному — присылали приглашение с обязательным «уважаемый» и «с уважением». Я был в числе свадебных генералов, не знающий, кто я такой, но могущий читать неизвестные никому стихи, хотя знатоков поэзии в таких компаниях было немного, но поэтическое всегда привлекало все слои общества, которое начинало с:

По деревне шла и пела Баба здоровенная, Сиськой за угол задела, Заревела бедная.

И заканчивало:

Настроенье сравнить можно с хреном, Щиплет глаз и противно во рту, Будто я капитан в море пенном И не ждут меня в дальнем порту.

После третьего тоста «за женщин» то ли хозяин, то ли хозяйка обращалась ко мне и просила исполнить что-то по любимой им теме. Точно так же раньше детей ставили на табуретку, и они перед пьяненькими гостями читали какое-то стихотворение, которое никто не слушал, но зато дружно хлопали в ладошки, поднимая тост за талантливых детей и их не менее талантливых родителей.

Стихотворение для декламации должно быть недлинным, в четыре строфы. Три — это мало, а пять уже много, но если кого-то заденешь в стихотворении, то и пять строф проходит на «ура», как, например, дамское:

Катился май и цвел шиповник, В цветах каштана жизнь моя Была как ландыш и любовник Уехал в дальние края. Любовь казалась такой вечной, Нет ни начала, ни конца, Я оказалась первой встречной С рукой простою, без кольца. И он с размаху предложил мне Любовь и сердце — два в одном, И будет общим портмоне, И дым над свадебным костром. Он растворился на рассвете, Открыв все двери и замки, Ну, где же есть любовь на свете И мужики так мужики.

Вряд ли присутствующие знали, что такое шиповник и ландыш, но это звучало и выжимало слезу. А иногда женщины просили дать им несколько уроков стихосложения. А вот от этого нужно держаться подальше, потому что второй, а иногда и первый могли заканчиваться в постели с последующими разборками с бандитским папиком и прочими удовольствиями маргинального общества.

Глава 112

Гуляя по гостям и творческим вечерам в актовых залах школ, я сделал одно важное открытие. Та средина дна, где я находился, являлась кузницей по очищению падших кадров и подготовке новых, которые несли наверх чаяния новой жизни и благоденствия на открытом пространстве, превращающемся в огромное конопляное поле, заменившее нефтяные и газовые месторождения прежнего мира.

Поделиться:
Популярные книги

Кодекс Охотника. Книга VI

Винокуров Юрий
6. Кодекс Охотника
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга VI

Пышка и Герцог

Ордина Ирина
Фантастика:
юмористическое фэнтези
историческое фэнтези
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Пышка и Герцог

Убивать чтобы жить 5

Бор Жорж
5. УЧЖ
Фантастика:
боевая фантастика
космическая фантастика
рпг
5.00
рейтинг книги
Убивать чтобы жить 5

Кодекс Крови. Книга VI

Борзых М.
6. РОС: Кодекс Крови
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Крови. Книга VI

Гридень. Начало

Гуров Валерий Александрович
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Гридень. Начало

Пушкарь. Пенталогия

Корчевский Юрий Григорьевич
Фантастика:
альтернативная история
8.11
рейтинг книги
Пушкарь. Пенталогия

Возвышение Меркурия

Кронос Александр
1. Меркурий
Фантастика:
героическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Возвышение Меркурия

Жена на четверых

Кожина Ксения
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
эро литература
5.60
рейтинг книги
Жена на четверых

На границе империй. Том 10. Часть 3

INDIGO
Вселенная EVE Online
Фантастика:
боевая фантастика
космическая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
На границе империй. Том 10. Часть 3

An ordinary sex life

Астердис
Любовные романы:
современные любовные романы
love action
5.00
рейтинг книги
An ordinary sex life

Свет Черной Звезды

Звездная Елена
6. Катриона
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.50
рейтинг книги
Свет Черной Звезды

Жандарм

Семин Никита
1. Жандарм
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
4.11
рейтинг книги
Жандарм

Неправильный солдат Забабашкин

Арх Максим
1. Неправильный солдат Забабашкин
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.62
рейтинг книги
Неправильный солдат Забабашкин

Локки 4 Потомок бога

Решетов Евгений Валерьевич
4. Локки
Фантастика:
аниме
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Локки 4 Потомок бога