Беглец между мирами

Кравчик Макс

На душе становилось так кисло, что печаль, казалось, захлестывает Вячеслава. Он старался найти другой путь, заручившись своими новыми возможностями, но, сколько бы он не сворачивал на другие тропки, как бы он не пытался обогнуть эти странные земли, у него это не выходило. Он даже возвращался назад и начинал свой путь с новой точки, но все было тщетно. Каждый раз он набредал на эти безжизненные земли, в полумертвом лесу. Силы иссякали, голод нарастал, потому что вокруг не было дичи, на которую он смог бы охотиться, холод все больше тревожил его тело, из-за чего ему приходилось больше двигаться, чтобы не замерзать. Расход сил и энергий, стал несоизмерим с пополнением их запасов, и ему становилось все тяжелее идти.

Деревья и природа вокруг начали казаться Славе, такими, какими он видел недавно окружающий мир перед переходом сюда. Но не было тех ощущений, которые он испытывал тогда. Ни чувства нереальности, ни наваждений, все было взаправду. Гниль

и желчь бушевала в природе. Листва с деревьев проржавелыми, гнилыми комьями спадала с них и продолжала гниение на безжизненной почве. Стволы их, выкручиваясь змеями, застыли в неестественных, пугающих позах, становясь похожими на причудливые надгробия, превращая местность в подобие сюрреалистического кладбища. Ледяной воздух, словно загустел вокруг, прилипая к стенкам легких, затрудняя дыхание. Все вокруг источало враждебность и смерть. По земле начал клубиться густой белый туман, скрывая камни и торчащие из земли корни умирающих деревьев. Его щупальца подползали к идущему путнику, аккуратно к нему прикасаясь, словно боялись спугнуть жертву, но он даже и не думал останавливаться. Он слишком устал. Это место обладало чудовищной энергетикой, высасывая силы из его организма и души.

Каждый его шаг, образовывал вокруг ног водовороты тумана, потоками воздуха разгоняемые на несколько шагов вокруг. Это облегчало ходьбу, потому что Славик, по крайней мере, видел, куда наступает и не опасался споткнуться или вывихнуть ногу. Шаг за шагом он продвигался, борясь с собственными страхами, делая все новое и новое усилие над собой, чтобы не развернуться и не убежать прочь от этого мерзкого места. Почва под ногами стала мягче, податливей и уже через какую-то сотню футов, начала расползаться под его ботинками. Своим весом он выдавливал грязь из-под подошв, которая зелено-коричневыми комьями налипала на обувь. К счастью некоторые участки оставались более сухими и твердыми, и идти по ним было одно удовольствие. Они были покрыты мхом и какими-то, коричневыми нарывами, похожими на лишайник, но все же, по ним идти было на много приятнее. Те участки которые были раскисшими, все больше наполнялись влагой, и когда его нога поднимаясь, для того чтобы сделать очередной шаг, след от нее был заполнен мутной водой. Но он этого как будто и не замечал. Каждый волосок шевелился на его теле, а мурашки сновали по нему как стадо блох, по бродячему псу, так его ужасало это место. Он гнал от себя мрачные мысли и страшные картины, которыми обильно награждал его воспаленный ум. Фантазия безгранично сыпала образами, щедро приправляя их таинственными шорохами и мистическими звуками. Он был очень напуган.

Сухие участки и мокрые чередовались довольно часто. В какой-то момент Слава с трудом начал идти по, довольно, длинной тропинке, в которой было все больше влаги, а земля под ногами, засасывала каждый его шаг, своими крепкими объятьями, обволакивая ноги. Сначала ноги утопали всего на пару сантиметров, затем грязь добралась до щиколоток, а затем ноги всасывались в мерзкую жижу по самую голень. Он сопротивлялся, но чем больше он это делал, тем больше его засасывало, и когда он очнулся от мнимых страхов, придя в себя, то понял, что тонет в болоте. Он замер, зная еще со школы, что чем больше ты сопротивляешься болоту, тем быстрее оно тебя поглотит. Осмотревшись вокруг, он искал решение из сложившейся ситуации, пытаясь придумать, что можно использовать для своего спасения. С крючковато- сгорбленного дерева, свисала лиана, похожая на плющ и он подумал, что если ему удастся ее достать, то ее можно как-нибудь использовать. Проблема заключалась в том, что она свисала достаточно высоко над головой и дотянуться до нее будет не просто.

Потянувшись к ней пару раз, вытягивая свое тело в струнку, он понял, что дотянуться у него не получается, а вот такие движения еще больше вгоняют его в болото. Ноги уже увязли по колено, и шевелить ими стало очень трудно. Слава взял свой импровизированный «ледоруб» и, не сильно вытягиваясь, зацепил его лезвием лиану. Начал тянуть, но она не поддавалась, а острое лезвие, так и норовило разрезать ее надвое. Он потянул чуть сильнее и его ноги еще больше погрузились в пучину, а тонкая лиана, под напором острого ножа, примотанного к палке, разрезалась. Он выругался и потянулся к следующей лиане. Она находилась еще выше предыдущей, а сам он все больше был погружен в болото. Взяв свое орудие за самую крайнюю часть палицы, одними лишь кончиками пальцев, он попытался закинуть «ледоруб» на лиану. Первая попытка не увенчалась успехом, во второй раз он также промахнулся, и в последний раз, вытянувшись так, что мышцы заболели от растяжения, а ноги еще больше погрязли в болоте, закинул острие за лиану. Она была не так плотно обвита о дерево, с которого зелеными подвесками, похожими на бахрому, свисал мох, облюбовавший мертвые ветви. Он плавно потянул, чтобы не разрезать лиану, и она с легкостью соскочила в его левую руку. Длиной она оказалась всего метра три, но до ствола этого дерева, нависшего над парнем, было примерно

столько же. Он привязал лиану спереди оперения своей последней стрелы, снял лук и наложил снаряд на древко. Остаток лианы подмотал манером скрученного лассо и выпустил стрелу четко в ствол дерева. Затем начала медленно подтягивать себя за спасительный «трос», аккуратно тянув его, опасаясь порвать. Лиана оказалась прочной и тягучей, и хотя он уже погряз в трясине почти по пояс, его ноги начали постепенно высвобождаться. Почти достигнув спасительного островка, на котором располагалось дерево, лиана со звонким треском лопнула, неприятно хлестнув его по рукам и животу, но это уже не имело никакого значения. Он взялся вновь за свой «ледоруб» и, ударив им о дерево, прочно и глубоко всадил его лезвие в трухлявую скользкую кору. Подтянулся и выбросил свое тело на островок, лежа на спине в припадке дикой усталости, как выброшенный на песчаный берег, кит.

Придя в себя и немного отдохнув, он возобновил свой путь, придерживаясь теперь строго островкам, которых здесь было великое множество. Он перепрыгивал с одного на другой, все быстрее и быстрее пытаясь пройти это адское место, продолжая сосредотачивать лишь на кульбитах своего тела и дороге. Мрачные мысли и липкие страхи, он решил держать от себя на расстоянии.

Передвижение по островкам было изнурительным испытанием. Усталость поглощала его тело, подвергая каждую мышцу невероятному напряжению. Слава собрал с молчаливых деревьев несколько лиан и, свернув их в импровизированную бухту, перекинул через голову, повесив на плечо. Рисковать в этом опасном месте было бы глупо, поэтому спасительные канаты он приберег для крайнего случая. Он не мог представить, как долго ему придется пробираться через опасную местность и в его сердце вновь заиграла тревога.

Время тянулось липкой вязью, напоминая трясину, по которой он передвигался. Оно словно отображало ту монотонную атмосферу, которая здесь царила. Слава старался двигаться быстро, технично преодолевая участок за участком, выработав для прохождения болота определенную схему. Листвы на деревьях не было, и казалось в это полуденное время, солнце должно было ярко светить, хорошо освещая путь, но здесь законы природы отступали под натиском некой первобытной сущностью зла. Свет не достигал пологов гор, словно большой зонт накрыл это место, скрывая мертвые земли от живительных, солнечных лучей. Он понимал, что двигаться нужно быстро, иначе ночь застанет его врасплох на этой чуждой для жизни территории. К чему это могло привести, какими проблемами и бедами могло для него это обернуться, он даже боялся представить. По его соображениям, до заката оставались не менее шести-семи часов, но гонимый страхом и нетерпением, он выжимал из своего организма все до последней капли, чтобы скорее покончить с этим недружелюбным участком.

Но планы и надежды, в человеческой жизни всегда имеют специфическое чувство юмора. Полагаясь на них, люди всегда сталкиваются с неожиданными поворотами судьбы и виражами непредвиденных ситуаций. Так было и в этот тяжелый для Славика час. Солнечный свет, итак едва проступавший сквозь густой серый воздух, начал постепенно исчезать, словно его выкачивали из окружающего пространства. Небо над головой из темно-серого перетекло в густо-черный купол, скрывая последние остатки света. Закат был еще далеко, но мертвый лес диктовал свои правила, перед которыми любое живое существо было бессильно. Скоротечность событий подогревало энтузиазм в сердце и адреналин в крови. Беглец прибавил ходу.

С уходом света, все вокруг погрузилось в кромешный мрак, и в этом мраке застыло все, даже звуки. Такой оглушительной и абсолютной тишины, Славику не доводилось слышать еще ни разу в своей жизни. И в душе его вновь забили барабаны ужаса, который волна за волной накатывал на горе-путешественника. Он остановился, предчувствуя страшную опасность, скрывающуюся за каждой тенью, за каждым деревом, в пучине вязкого зловонного болота. Решив передвигаться более осторожно, он перешел на ночное зрение, в котором теперь он едва-едва, но смог узнавать островки сухой почвы под ногами. Его дыхание участилось, а сердце норовило вот-вот выпрыгнуть из груди. Сознание же не могло никак определить источник угрозы, и он обратился к своему подсознанию, которое было тесно переплетено с кристаллом у него в груди.

Легкий, едва уловимый ветерок заплясал в этой свирепой мгле, лаская своими ледяными ладонями, бугристую от мурашек, кожу, проникая, казалось, в самую душу. Он запускал свои пальцы под мокрую от пота и сырости футболку, шевеля волоски на теле и обволакивая свою жертву в простыню холода. Тишина слегка надорвалась, впустив в себя едва уловимую мелодию, похожую на звон крохотных колокольчиков, которую он даже не слышал, он ощущал ее нутром. Затем к ним присоединились дребезжащие отголоски звуков, похожих на дрожащие волны, которые издает затухающий под ударом молота гонг. Звуки играли с его сознанием в прятки, повышая душевное и физическое напряжение. Слава стал похож на оголенный нерв, каждое прикосновение к которому вызывало почти физическую боль. И тут он услышал голоса: