Беглец. Трюкач
Шрифт:
Чувствуя себя полностью истощенной, Энн Истмен медленно шла по коридору, проверяя предписания, и заходила в палаты посмотреть, все ли в порядке.
Потом она поднялась в отделение интенсивной терапии, прошлась там, проверяя ситуацию и ободряя тех, кто ее мог слышать, и даже тех, кто был без сознания. Уже на выходе она остановилась: что-то было не так. Она нахмурилась, напрягая усталый мозг; и вдруг вспомнила мальчика с переломом грудины. Ее охватило неприятное чувство, словно кто-то умер. Это был мальчик, такой еще юный… Ей не хотелось в это верить, Мимо нее прошла
— Глэдис, где мальчик, которого я направила сюда с уборщиком?
Она ожидала, что голубые глаза Глэдис затуманятся слезами, и вся сжалась, приготовившись услышать дурные вести, но Глэдис посмотрела на нее, будто не поняла вопроса.
— Какой мальчик?
— Мальчик… маленький. С переломом грудины.
Сестра обвела взглядом безмолвных больных, лежавших в палате, потом недоуменно поглядела на врача и покачала головой.
Его сюда не привозили.
Истмен вдруг вся похолодела. Этот уборщик казался таким достойным, интеллигентным человеком, и она доверила ему больного… В голове промелькнули ужасные картины. Может быть, он психопат и похитил мальчика? Нет, это невозможно. Он не способен на такое. От волнения он, наверное, не понял ее или, может быть, она была так замотана, что дала ему неверные указания? Нет, это маловероятно. Но если мальчика здесь нет, тогда где же он, черт побери?
Она резко встала, словно ее что-то толкнуло, и бросилась по лестнице в операционную. До четвертого этажа она добралась, уже еле дыша. Дэйв Дженсен, главный хирург, стоял около входа в операционную, хмурясь над какой-то историей болезни.
— Дэйв, — задыхаясь, бросилась к нему Истмен, — ты видел здесь уборщика?
Дэйв взглянул на нее, все еще думая о своем, и не сразу сообразил, о чем идет речь.
— Да, он привез мальчишку, — и он протянул ей записи с назначениями. — Это ты писала, Энн? Я не могу разобрать подпись…
Истмен уставилась на грамотно сделанную запись и назначение. Не было сомнения, что это писал дипломированный врач.
— Нет, не я, — ответила она и протянула ему бумаги. — Я видела…
Но Дженсен ее прервал, направляясь к операционной:
— Кто бы это ни написал, он хорошо знает дело, Мальчик был на волосок от возможного разрыва аорты.
Он захлопнул за собой дверь операционной. Истмен, раскрыв рот, смотрела ему вслед, потом перевела взгляд на историю болезни у нее в руке.
Кимбл крадучись вошел в просторную комнату, где хранились протезы: искусственные конечности свешивались с потолка, лежали на полках и в шкафах. Он отыскал протез руки, который начинался от середины плеча, и начал сгибать его в локтевом суставе.
(Чувство неживого, холодного под пальцами, ощущение сопротивления, когда он потянул, потом крутанул…)
Он запомнил, как протез действует. Затем с силой вывернул его в суставе еще больше. Так. Теперь рука была под необычным утлом — так же, как и тогда, ночью двадцатого января.
(Еще сильнее. В ту ночь он выкрутил
Кимбл крепко сжал губы и с силой повернул руку, как он сделал в ту ночь. Внутренние крепления в локтевом суставе треснули, потом оборвались, и предплечье вдруг обвисло.
Сжатые губы Кимбла растянулись в горькой, торжествующей улыбке. В ту ночь он сломал протез убийце.
Повесив испорченный протез на место, Кимбл быстро и бесшумно вернулся к компьютеру. На этот раз он сделал запрос о починке протезов в период с 21 января по 1 февраля.
Сработало! Вышли пять имен. Кимбл нажал кнопку «печать», включил принтер и посмотрел через щели жалюзи на лаборантку, которая ни на что не обращала внимания, слушая свою музыку.
Меньше чем через пять минут у него в руках был список. Он сунул его в карман и, не задерживаясь больше, вышел в коридор. Он даже не позаботился о том, чтобы поставить в кладовку свою тележку. Ему больше не надо было возвращаться в больницу округа Кук.
Навстречу Кимблу по коридору шла Энн Истмен. Он кивнул ей и собирался пройти мимо, но она загородила ему дорогу, уперев руки в бока.
— У вас какой-то особый интерес к рентгенограммам наших больных? — спросила она тоном, в котором звучали одновременно любопытство и негодование.
Кимбл почувствовал, как холодок пополз у него по спине, но не смутился.
— Что вы имеете в виду?
Она недоверчиво хмыкнула и сделала шаг вперед. Кимбл отодвинулся.
— Ладно-ладно, Я видела, как вы рассматривали снимки мальчика.
Кимбл запнулся, не зная, что придумать.
— Да, у меня такое хобби…
Он посмотрел в сторону выхода.
Было ясно, что она ему не поверила.
— А какое у вас еще хобби? Может быть, операции на мозге?
Она снова приблизилась к нему, и он опять отступил,
— Что вы хотите от меня?
Она выставила вперед подбородок и, глядя ему в глаза, завила:
Я хочу знать, как этот ребенок оказался в конце концов в операционной?
— Я здесь всего лишь убираю, — вяло ответил Кимбл. — Я сделал то, что мне велели,
— Все это чепуха! Кто изменил эпикриз?
Кимбл молча смотрел на нее и видел, как менялось выражение ее лица — сначала сомнение, потом подозрение — его молчание она истолковала как признание.
Она протянула руку и сорвала личную карточку с рубашки.
— Стойте здесь! Я вызываю охрану!
Он рванулся к выходу и оглянулся, лишь когда оказался у двойных дверей приемного' покря «скорой помощи». Только тогда он осознал, что она не бросилась за ним, а осталась на месте и лишь озадаченно смотрела ему вслед.
В ту ночь Джерард страдал бессонницей. Он лежал на кровати и таращил глаза в потолок, мысленно перенес на него карту обстановки в центре Чикаго, где красными кнопками были отмечены места появления Ричарда Кимбла. Правда, на этот момент их было всего два: железнодорожный вокзал и спортклуб Николса.