Беглец
Шрифт:
В высоко поднятой руке мужчины блеснул в лучах закатного солнца металл. И я обезумел, узнав фигурный знак — такой же круг висел на груди моего отца, когда тот убивал мать и брата. Жрец!
Чудовище оглянулось, взревело, но я уже оттолкнулся и в невероятно длинном прыжке опустился на спину коренастого жреца, точным броском повалив его на грань каменного столба. Мерзко хрустнул проломленный череп.
Я вырвал жреческий символ из сжатого кулака мертвеца, швырнул в демона. Знак ударился о грудь внезапно замершего чудовища и отлетел.
— Unnerte'staer, Rinn'khort! —
Чудовище вздрогнуло. Опустило меч.
— Aardenner? — ошеломленно повторило оно. И вдруг, бросив оружие под ноги, захохотало. — Mei'eia Aardenner!
И рухнуло на колени, закрыв оплывающую, трясущуюся морду лапами. Его массивная фигура мерцала, уменьшаясь в размерах, когти втягивались, чешуя шевелилась, складываясь в узорные рыцарские доспехи, а гребень вытягивался, обвивался вокруг фигуры, превращаясь в плащ. Жутенькое зрелище. Но мне казалось, что вся эта картинка недотягивает до чего-то куда более зрелищного.
"Ну же, вспомни!" — вцепился я в мелькнувшую неясную мысль. И тут меня так огрело, что из глаз сыпанули звезды. Я рухнул на четвереньки — дьявол! кто насовал камней под колени? — помотал головой. Покосился назад: никого. Будем считать, это не нападение, а внутренние разборки с подсознанием. "Подсознание? Откуда я знаю это слово? Стоп. Не думать об этом. Так и с ума недолго сойти!"
— Aardenner… — прошептал демон, выглядевший уже вполне нормальным, черноволосым и черноглазым мужчиной лет двадцати пяти.
Паттер опустил руку с символом Единого, прохрипел, глядя на меня:
— Что… что ты ему сказал, Лостер?
Шатаясь, я побрел к нему. Сила оставила слишком слабое для нее человеческое тело, и жить резко расхотелось: откат. Вопрос, откуда мне и это известно, я немедленно отогнал. Неужели начал привыкать к тому, чтобы не задавать ненужных вопросов?
— Я сказал, старик, что он теперь навсегда свободен.
Если честно, то я сказал что-то вроде: "Иди к черту, Ринхорт! Во имя Сущего, ты свободен, урод!"
— Что же ты наделал, Лостер, — простонал смотритель. — Что ты наделал!
— Что?
— Он же сущее зло! Демон на свободе, без контроля жрецов… Да он всех убьет, и начнет с нас!
— Пусть только попробует. Я тоже демон, если что.
— Ты? Ты это мне брось, Лостер, — старик пошевелился и поморщился от боли. — Какой из тебя демон? Так, демоненок.
— Aardenner… — вздохнул за спиной демон уже с какой-то грустью. Он поднял меч с земли, вложил в ножны. Сказал: — Где ты живешь, старик? Перевязать тебя надо. Я же не зверь какой. Меня зовут Ринхорт, я — дарэйли металла. Можешь считать меня демоном, но не скажу, что мне это сильно нравится. Дарэйли — не демоны.
— А ты себя видел когда-нибудь со стороны? — поинтересовался я.
Так мы оказались в сторожке смотрителя втроем.
Ринхорт, разорвав найденные в сундуке тряпки
Пока он ходил, я под наставничеством смотрителя впервые в жизни растапливал очаг, кипятил воду в котелке и варил похлебку из скудных запасов. Сторожка быстро наполнилась дымом, чадом и запахом горелого. Отложив ломоть хлеба в сторону, я ограничился половиной миски варева. Желудок не вывернуло, и я решил, что теперь-то точно жить буду.
Рыцарь — а существо, по внешности ничем сейчас не отличающееся от человека и закованное в полный доспех, трудно называть иначе, даже если это вчерашний раб — вернулся уже за полночь. Видно, глубоко жреца закапывал, — подумал я. Но увидев, что он привел пятнистую собаку с обрубленным хвостом взамен убитого им пса, проникся уважением к демону.
Когда измученный старик уснул, Ринхорт спросил:
— И что теперь?
— Что? — зевая, переспросил я.
— Куда ты собираешься идти? Или решил всю жизнь помощником кладбищенского смотрителя работать?
— Пока он не поправится, придется.
— Не придется — набегут другие дарэйли. Следы остались. И тебе не жить, и старику.
— И что бы нас в покое не оставить, зачем мы с дедом нужны вам? — равнодушно спросил я, но сон как рукой сняло: тут было от чего насторожился.
— Теперь уже не "вам", а — им, — улыбнулся рыцарь. — Хотя бы затем, что ты освободил меня от рабства. Думаешь, они такое простят? Я уже не говорю о том, что убит Гончар.
— Не понимаю, почему ты сам не освободился, Ринхорт. С твоей-то силищей!
Он опустил голову.
— Это невозможно, принц.
— Я не принц! — с тихой яростью прошипел я.
И как этот дарэйли меня вычислил? Одного жреческого ножа, с которым я не расставался по дурости, для этого мало, да и был он уже не в моих руках, иначе Ринхорт не напал бы на старика. Нож можно потерять и найти. А кольцо я спрятал. И, даже если Ринхорт его почуял, пусть докажет, что оно имеет ко мне какое-то отношение. У меня что, на лбу написано "Принц Ардонский"?
Видимо, со злости вопрос этот был мной озвучен, потому как рыцарь ответил с язвительнейшей усмешкой:
— А ты себя видел со стороны?
Мстительный у него характер, оказывается. Запомним.
Дарэйли повел рукой в воздухе и выловил из пустоты серебряную полированную пластину с ладонь величиной. Протянул мне с той же кривой ухмылкой:
— На, полюбуйся.
В зеркале отразилась физиономия незнакомого, почти взрослого парня — бледная, худая, злобно перекошенная. На высоких скулах горел лихорадочный румянец. Темно-серые глаза налились кровью, губы презрительно морщились, неровно обрезанные черные волосы торчали во все стороны, а у правого виска словно воткнули серое перо. Похоже на седую прядь. Но на лбу — никаких надписей, между прочим.