Бёглер
Шрифт:
Судя по небрежности обращения с книжкой и дубинкой, интереса для полиции они не представляли. И то утешение, хоть какая-то надежда на возвращение магических артефактов.
Как Барт и предполагал, золото из нательного пояса в опись вносить не стали: сержант, ссыпав кругляши себе в карман, объявил что отнесет их на экспертизу. И если арестованный заинтересован в удачном исходе дела, то он просто обязан согласиться на ту проверку. Или он, сержант, ни за что не ручается. Арестованный перечить не стал, лишь кивнул нехотя - экспертиза так экспертиза, ничего не поделаешь.
Пока проводился досмотр с грабежом, писарь-рядовой
Заинтересованные патрульные сгрудились у столика писаря; сержант, ознакомившись с выведенным на экран портретом и текстом под ним, присвистнул, снял фуражку, в растерянности потер лысеющее темя. Сказал обижено:
– Нет, ну что хотят, то и творят! А деваться некуда, засекли орденцы наш запрос.
– С неприязнью посмотрев на Барта, он принялся перекладывать золотые диски назад, в кармашки нательного пояса. Это действие Барта не то что бы удивило, нет - оно его потрясло. Потому что подобного не могло быть никогда! Как если бы прожженный мздоимец вдруг отказался от крупной взятки, или торговый купец - от выгодной сделки. Или же ресторанный повар отпустил бы на волю назначенную в бульон курицу.
Сержант закончил комплектовать пояс, завершающим штрихом положил на него отобранные купюры вместе с Бартовым удостоверением личности. А затем порвал в клочки протокол задержания вместе с описью отобранных предметов.
Барт молча наблюдал за полицейскими: когда не понимаешь что происходит, лучше воздерживаться от любых вопросов и комментариев. Во избежание куда б о льших неприятностей.
– Давай, писарчук, отсылай подтверждающий код, - отряхнув ладони приказал сержант.
– Глядишь, какую медальку тебе выдадут, за оперативность, - и невесело хохотнул. Писарь не ответил: он сосредоточенно водил пальцем по выпуклому экрану шара.
Похоже, подтверждение ждали, реакция была мгновенной - секунд через десять в помещении возникли двое высоких монахов в черных сутанах, подпоясанных серебряными шнурами, с низко надвинутыми на лица капюшонами. Не вошли через дверь, а именно возникли, материализовались из ниоткуда посреди комнаты. Барт впервые видел боевых монахов ордена Святого Мерлина и, надо сказать, смотрелись они внушительно. Даже пугающе. Не как вестники смерти, но как исполнители воли высших сил - однозначно.
– Где задержанный?
– глухо, без интонаций спросил один из монахов: сержант, стараясь не глядеть на спросившего, ткнул рукой в сторону «обезъянника». Монах повернул темный провал капюшона к решетчатой двери: засов на ней отодвинулся сам собой. Барт понял, что из камеры надо выходить - все равно достанут, хочет он того или нет. Тогда уж лучше самому, чем подчиняясь чужой колдовской воле.
– Твои вещи?
– также глухо спросил второй монах, указав пальцем на досмотровый стол с лежащими на нем книжкой, жезлом и поясом.
– Проверь и подтверди - все ли на месте?
– Мои, - подтвердил мастер-вор.
– Полный комплект. Я могу забрать?
– И показал схваченные в оковные перчатки руки.
– Сержант, - распорядился монах, - снимите с задержанного наручники. В них более нет необходимости.
Барт,
– Порядок, - стараясь не выказывать тревоги, сказал он.
– Я готов.
– Но «готов» к чему? Этого мастер-вор не знал.
Монахи не ответили. Линолеумный пол под ногами Барта вздрогнул, будто случилось землетрясение; у мастера-вора на миг потемнело в глазах, но пугающие ощущения пропали так же быстро как и возникли.
Барт огляделся: сейчас он находился в просторном зале с каменными стенами, громадными витражными окнами и двумя рядами длинных скамей со спинками. По мраморному полу, меж рядов, тянулась ковровая дорожка с вытканными на ней серебряными пентаграммами.
В многоцветных витражах преобладал насыщенный красный цвет: на всех панно обязательно кого-то или убивали, или жестоко истязали. Льющаяся ручьями стеклянная кровь окрашивала зал в предзакатно-багровый свет - казалось что на улице стоит поздний вечер.
Впереди, перед скамьями, высилась длинная кафедра с украшенной резными узорами трибуной - точь-в-точь место для лекторских чтений. Или для проповедей, но это уж смотря в какое заведение мастер-вор прибыл, в светское или церковное. Впрочем, с учетом монашеского сопровождения - вернее, конвоя - вопрос отпадал сразу.
За трибуной возвышался одетый в белую сутану такой же высокий монах (Барт невольно подумал что соискателей принимают в орден не по убеждениям или заслуге, а исключительно по росту) с крупной золотой цепью на груди. Если мастер-вор правильно оценил ситуацию, то стоявший за кафедрой член ордена был здесь и судьей, и прокурором, и адвокатом одновременно. И, скорей всего, именно от него зависела дальнейшая судьба Барта.
– Братья охранники, - невыразительным голосом произнес судья, - вы подтверждаете что доставленный человек есть беглый колдун Леонардо?
– Один из монахов, поклонившись, учтиво доложил:
– Согласно полицейскому утверждению сей человек именуем Леонардо и является колдуном. Вряд ли могла произойти ошибка, все приметы полностью совпадают.
– Я… - начал было Барт, но судья легонько щелкнул пальцами и мастер-вор онемел. Стало очевидным, что никому из присутствующих его мнение не интересно.
– Хорошо, - сказал судья.
– Подведите преступника ко мне.
– Барт, подталкиваемый охранниками, приблизился к трибуне. Монах с золотой цепью, подавшись вперед, уставился сверху на мастера-вора; лица судьи видно не было, одна белесая муть - но его ледяной взгляд, казалось, проник в самую суть Барта.
– Ментальный отзыв крови во многом соответствует имеющемуся у нас образцу, взятому у колдуна Леонардо четверть века тому назад. Обнаруженные отличия в пределах допустимой погрешности и объясняются возрастными изменениями организма, - размеренно, словно диктуя под запись, произнес монах.
– Внешность задержанного также не противоречит описанию. Основная колдовская сила отсутствует. Что до чародейных артефактов, которые господин Леонардо наивно замаскировал, то проку от них в Безумных Землях никакого - для колдунов, лишенных силы. А иных там не бывает. Позволяю оставить, пусть тешится своим былым величием.
– Взяв с трибуны деревянный молоток, судья возвестил: