Беглянка

Грэм Хизер

Но ведь и он с ней не откровенен. Более того, раздражен, насмешлив, неласков…

Кажется, Джаррет задремал, сидя, у огня.

Эту ночь, первую после возвращения в «Симаррон», Джаррет провел не с молодой, волнующей его женщиной, а один, в своем кабинете.

Проснулся он очень рано, позавтракал с Робертом и, когда тот уехал к себе, отправился, расстроенный, на конюшню. Крикнув Питеру, что помощь не нужна, Джаррет, не оседлав своего любимого чалого Шарлемана, вскочил на него. Его отец утверждал когда-то, что

это и есть настоящая верховая езда.

Он мчался во весь опор навстречу ветру, надеясь избавиться от тревожных мыслей и все спокойно обдумать.

Джаррет проскакал по утрамбованной дороге через плантацию, через дальнее поле, за которым простирались его земли, пока еще не обработанные и не расчищенные. Здесь высились сосны и могучие дубы, под ногами, как пышный зеленый ковер, расстилался мох, журчали ручьи, сверкали на солнце яркие полевые цветы.

Эта земля прилегала к территории, закрепленной за индейцами-семинолами по соглашению 1821 года.

Конь Джаррета словно чуял, куда едет хозяин, и остановился в зарослях, на берегу глубокого ручья.

Спешившись, Джаррет ополоснул разгоряченное лицо холодной водой, утолил жажду и покачал головой, увидев в ручье свое отражение.

Он крепко зажмурился – только на мгновение, но это было очень опрометчиво.

Кто-то навалился на Джаррета сзади, увлекая его за собой в ледяную воду ручья.

Джаррета пронизало холодом. Сонливость как рукой сняло. Нащупав дно, он быстро обернулся, чтобы оказать нападавшему достойное сопротивление.

Тот занял выжидательную позицию, слегка согнув и расставив ноги, и смотрел в глаза Джаррету.

Иссиня-черные волосы и бронзовая кожа выдавали в нем индейца, но одет он был, как белый американец: высокие темные ботинки, темно-синие штаны, пестрая рубашка с широкими рукавами – мода, завезенная из Европы.

Однако на голове, повязанной алой лентой, торчали сзади два орлиных пера, а в ножнах из оленьей кожи, прикрепленных к голени, был длинный острый нож.

На темном лице стройного и мускулистого индейца выделялись светло-голубые глаза. Джаррет знал, что это Бегущий Медведь, индеец-семинол.

Усмехнувшись, индеец сделал внезапный выпад, и Джаррет рухнул на берег ручья. Нападение не было неожиданным, а потому Джаррет мгновенно вскочил – и через секунду Бегущий Медведь лежал на земле, пытаясь оттолкнуть навалившегося противника.

Борьба продолжалась с переменным успехом.

Наконец, вырвавшись из рук Джаррета, индеец отбежал футов на пять и застыл со своей неизменной улыбкой.

– Черт, а я думал, что на этот раз одержу верх! – Бегущий Медведь говорил по-английски свободно, но с легким акцентом.

Джаррет лениво потянулся и глубоко вздохнул.

– Это тебе почти удалось, братец. – Он поднялся на ноги.

Они дружески обнялись.

– Будь я проклят, если не рад тебя видеть! – воскликнул Джаррет.

– С

возвращением домой, брат, – отозвался индеец и серьезно добавил: – Кто бы подумал, что дела примут такой оборот?

Бегущий Медведь, единокровный брат Джаррета, получил при рождении фамилию их отца – Маккензи, а имя – Джеймс. Живя среди индейцев, он сохранил свое европейское имя и добавил его к индейскому, родовому, ибо любил и чтил своего белого отца, Шона Маккензи.

– Они часто принимают такой оборот, – ответил Джаррет. – Просто мы с тобой слепы, брат, и не можем видеть этого. Стараемся не видеть… Скажи мне, когда мы встречались последний раз, ты знал о намерениях Оцеолы?

Джеймс покачал головой:

– Те, кто говорит, будто он враг всех белых, ошибаются. Но мне неведомы его планы. В моих жилах течет кровь белых. Оцеола уважает белых, однако не хочет делиться со мной. И все же он не считает всех белых своими врагами.

– Знаю. А ты слышал о том, как индейцы устроили резню, напав на белый отряд?

Джеймс кивнул:

– Слышал. Но не забывай, что Уайли Томпсон обошелся с индейцами не лучше.

– Майор Дейд так не поступал.

– Он военный человек. Вспомни, что делают солдаты с индейцами. Не только с воинами, но с женщинами и детьми.

Вспомнив об этом, Джаррет содрогнулся.

– Если бы белые выполняли условия соглашений, ими же и подписанных!..

– Джеймс, это не оправдывает тех, кто заманил в засаду отряд Дейда и зверски уничтожил его. Выжил только один. Совершенно случайно.

– А как поступают белые? – настаивал Джеймс.

– Мы оба знаем, что делают и те, и другие, брат. Но ведь многие с обеих сторон желают мира. Ты говоришь, будто для Оцеолы не все белые – враги, так почему же такие, как ты и он, не могут преодолеть взаимную вражду?

– Тебе лучше, чем другим, известно, как я молюсь, чтобы между индейцами и белыми установился мир. Я никогда не забываю нашего отца, великого человека, который умел смотреть вперед и по-настоящему, а не только на словах считал, что все люди равны. Но таких немного, и почему-то большинство белых совсем иначе относятся к индейцам.

У воды лежал ствол давно упавшего дерева. Джаррет помнил его с детства. Он опустился на него к задумался. Джеймс присел рядом. Оба молчали. Им было что вспомнить, о чем подумать.

Джаррет родился в Чарлстоне, Южная Каролина, в семье ирландского эмигранта. У его деда, лорда Маккензи из Корка, было восемь сыновей. Седьмой, Шон, стал отцом Джаррета.

Жизнь в захудалом поместье не сулила никому, кроме самого старшего сына, ни радостей, ни простого благополучия, и Шон, достигнув пятнадцати лет, проявил силу и мужество: покинул отчий дом и отправился в далекую Америку. Там он присоединился к тем, кто воевал против Англии за независимость своей, новой родины.