Беглый огонь
Шрифт:
В следующее мгновение на скатерти передо мной возникла тарелка с аппетитными кусками свинины, пахнущими… да-да, тем самым темным «Пауланером», что еще недавно скучал у меня в холодильнике!
– Ух ты! – обрадовался Тополь, придвигая к себе свою порцию.
– Гутен аппетит! – пожелала нам Ильза и, сложив ладони на груди… принялась молиться.
Неожиданно! Я был умилен. Я расправил на коленях тряпичную салфетку и…
Увы, атмосфера уютного вечера в семейном кругу переменилась в одно мгновение.
В
Я сглотнул слюну. Отложил столовые приборы. И, полнясь самыми недобрыми предчувствиями, крикнул:
– К окнам не приближаться!
«Ну что у нас за счастье такое малобюджетное? Только от одних спасся, как тут же другие к тебе готовятся вломиться…»
Думая так, я быстро метнулся к лестнице и вылез на чердак. Припал к слуховому окошку.
В рот мне ноги!
Похоже, из-за моей скромной персоны подняли в ружье ближайшую дежурную роту Анфора. В полном составе.
Не меньше четырех «Лухсов» деловито разъезжали взад-вперед перед покосившейся калиткой, протягивая к моему бунгало хищные хоботки своих тридцатимиллиметровок. Над ними виражила пара «Скайфоксов». А прямо на уровне моих глаз роились несколько дронов – беспилотных разведчиков.
Ну и живая сила, конечно же. Как без нее?
Прикрываясь броней, за каждым «Лухсом» семенила огневая секция из пяти бойцов.
Снайперов я нигде не видел, но хребтом чуял, что без них не обойдется.
Наконец к свету башенных фар бэтээров прибавились запредельно яркие посадочные прожектора вертолетов, и суровый голос из громкоговорителя провозвестил:
– Пушкарев Владимир Сергеевич, тысяча девятьсот девяносто восьмого года рождения! Вы полностью окружены! Сопротивление бесполезно! Выходите из дома с поднятыми руками!
Пока голос повторял все это для тупых и непонятливых, я успел спуститься к Тополю и Ильзе.
– Вот так и поужинаешь, бывало… – досадливо процедил я.
– Что делать будем? – вполголоса спросил Тополь.
– Да что делать? Буду делать то, что они требуют. А именно – сдаваться.
– Гм…
– Почему нет? Я закон не нарушаю. Ну то есть нарушаю, но только по мелочи. Скорее всего больше двух лет условно мне не дадут, особенно если адвоката хорошего нанять. Потому что «самовольное проникновение в Зону Отчуждения» – это вам не малолетних огуливать и не старушек топором по черепу. Это так, ерунда… Ну а касательно мокрых наших дел, так не было их, это же ясно как дважды два четыре.
– Ну… тебе виднее.
– В любом случае воевать с такой ордой – без мазы… – развел руками я. – Да и не в Зоне мы, чтобы воевать…
Тополь грустно кивнул. По этому кивку я понял,
Тем временем голос из громкоговорителя повторил призывы к негодяйскому Владимиру Пушкареву, то есть ко мне, в третий раз.
– Это из-за меня, – сказала Ильза.
– Из-за тебя? Это вряд ли… – отмахнулся Тополь.
Продолжить этот интересный разговор мы никак не успевали – мне пора было сдаваться силам правопорядка. Не то раскатают избушку по бревнышкам…
Я вышел на покосившееся крыльцо своего неприглядного для внешнего наблюдателя жилища как был – в грязной, заляпанной ржавыми пятнами крови армейской майке и штанах-камуфляжках. На ногах у меня были стоптанные домашние тапочки с мордами собачек-далматинов – подарок предшественницы Мариши по имени Ася на какой-то из дней святого Валентина.
Вкупе со всклокоченными волосами и двухдневной небритостью все это давало феерическую картину: уголовник Пушкарев, не выдержав морального давления, является с повинной.
– Эй, вот он я! Я сдаюсь! – крикнул я, прикрывая глаза тыльной стороной ладони от слепящего света. – И я не вооружен! Что мне делать теперь?
Мне довольно долго не отвечали. Я даже успел подмерзнуть – в одной майке-то!
– Очень хорошо… – наконец сказал громкоговоритель, как мне показалось, сказал несколько обескураженно. Похоже, они не ожидали, что я сдамся так быстро и буду выглядеть таким жалким. – С вами хочет поговорить князь Лихтенштейнский Бертран Адам Третий! Стойте на месте, не двигайтесь!
«Хренасе! Вот это называется демократия! Мы в двадцать первом веке или в четырнадцатом? Это что же выходит, они военный парад перед моей халабудой развели, чтобы со мной, ничтожным смердом, поговорил этот самый князь, сияющий как небо?»
Тем временем по ту сторону от моей калитки совершил посадку понтовый вертолет R-77 «Aries».
Из него шустро выскочили шестеро безукоризненно одетых и отменно постриженных холуйков.
Один из них выдвинул раскладную лестницу, соединяющую с землей салон вертолета.
Остальные раскатали… красную ковровую дорожку. От вертолета к моему крыльцу. Церемония Оскара, мля.
Надо сказать, ковровая дорожка очень даже смотрелась на пыльных листьях загаженного воробьями и бродячими кабыздохами спорыша!
На эту-то ковровую дорожку и ступил высокий господин лет этак за шестьдесят, с орлиным профилем, бледным морщинистым лицом и седой, но достаточно густой шевелюрой. На господине был дорогой кашемировый костюм, неопределенного цвета галстук и идеально чистые туфли. Убейте меня, если я представлял себя князя Лихтенштейнского как-то иначе!