Беглый
Шрифт:
Потом очередь дошла до Изи. Он было закинулся что-то в духе «Ой-вэй, да мне как всем, братцы», как вдруг у нашего костра поднялась буча.
— Чего ты там мяучешь, жид пархатый? — первым подал голос Софрон, с нескрываемым презрением глядя на нашего одесского коммерсанта, сразу съежившегося под его взглядом. — Он что, господа артельщики, — повернулся Софрон к остальным, — тоже на равную долю претендовать будет? Да он же тяжелее ложки в руках ничего не держал, только языком своим без устали чесать умеет да гешефты свои поганые мутить! Какой с него толк на прииске?
— Изя нам очень даже полезен, Софрон, — возразил я,
— Ну нет! — категорически заявил Тит, даже побагровев от досады. — Мы еще по Каре памятуем, какой с него работник-то! Будет сидеть смотреть… А на што? Нам ребяты нужны, что с кайлом умеют обращаться, а не шаромыжники всякие!
— Раз он тебе так нужен, Курила, — распаляясь все больше, не унимался Софрон, — то и плати ему из своей доли, если он такой любый тебе. А мы нахлебников, захребетников, кормить-поить не собираемся! У нас каждый кусок хлеба потом и кровью заработан!
Обстановка у костра накалялась с каждой минутой. Я видел, что, если сейчас не поставить на место всех зарвавшихся, наша так и не созданная артель развалится, не успев добыть еще и крупинки золота. А то и вовсе кровью закончиться. И все наши надежды на золото, на свободу, на новую жизнь пойдут прахом. Решать нужно было быстро, решительно и жестко.
— А ну заткнулись, ишь, голоса прорезались! — Я вскочил, с силой врезав кулаком по толстому бревну, на котором сидел. Голос мой прозвучал громко и властно в ночной тишине. Все разом замолчали, удивленно и немного испуганно глядя на меня. — Слушайте сюда, умники! Особенно ты, Софрон, и ты, Тит! Делить мы будем так, как я скажу. И работать будем так, как я решу. Потому что об этом месте знал только я! И вас всех сюда привел тоже я! И решать за все, что здесь происходит и будет происходить, буду тоже я!
Я обвел всех тяжелым, не предвещающим ничего хорошего взглядом.
— Мне, как главному в нашей артели, — я намеренно подчеркнул последнее слово, — отходит сорок процентов от всей будущей добычи. Четыре десятины, кто не понял. Это мое условие, и оно не обсуждается. Кому не нравится — свободны. Милости прошу!
Софрон и Тит уже открыли было рты, чтобы возразить, но я остановил их резким, повелительным жестом.
— Остальное от добытого золота делятся на всех остальных членов артели поровну. На тебя, Софрон. На тебя, Тит. На тебя, Сафар. На вас, Владимир Александрович. И на тебя, Захар Игнатьевич. В том числе и Изя, как наш будущий писарь, казначей и ответственный за сбыт и многое другое. Это, я считаю, справедливо, потому что он действительно не будет работать в забое или на промывке лотком, но свои деньги отработает, может, и не сразу.
— А почему это старику Захару доля положена, такая же, как и нам, здоровым мужикам? — снова вскинулся Софрон, не желая сдаваться. — Да еще и этому башкиру Сафару с барином Левицким, да Изе, которые и слова против не сказали, все им равно!
— Потому что Захар Игнатьевич, — я посмотрел прямо в глаза Софрону, потом перевел взгляд на старого каторжника, который сидел с поникшей головой, — один из нас всех знает, как
Софрон и Тит все еще были недовольны, это читалось на их набыченных лицах. Я видел, как у Софрона играют желваки на скулах, а Тит сжимает свои огромные кулаки, похожие на кувалды.
— А если мы несогласные с таким твоим решением, Курила? — буркнул наконец Тит.
— Тогда, — я медленно поднялся ему навстречу, чувствуя, как по жилам разливается знакомый азарт, — можете идти на все четыре стороны. Прямо сейчас. Артель — дело добровольное. Но золото, которое мы здесь найдем, останется здесь. С теми, кто согласен работать на моих условиях. И под моим руководством!
Поднявшись, я подошел вплотную к Титу. Я знал, что он самый сильный из нас, и если уж начинать наводить порядок в нашей разношерстной компании, то он самый лучший выбор.
Тит медленно, тяжело поднялся с места.
— Ну что, силач наш? Хочешь силушкой помериться? Или уже передумал?
Тит, видевший не раз меня в деле, страшно побледнел, но природное упрямство не позволяло ему так просто отступить. Он с шумом выдохнул, выпятил могучую грудь и шагнул вперед.
— А если и хочу? Что тогда будет, Курила? Попробуешь меня заломать? А давай! Поглядим, чья возьмет!
Я видел, как у Софрона на лице мелькнула злорадная ухмылка. Он явно предвкушал, как Тит, с его медвежьей силушкой, поставит меня на место. Этот взгляд окончательно вывел меня из себя. Прежде чем Тит успел сделать еще хоть шаг, я молниеносным, едва уловимым движением оказался рядом с Софроном и отвесил ему такой хлесткий подзатыльник, что тот едва не ткнулся носом в костер.
— А ты, умник, помалкивай, когда старшие говорят! — рыкнул я. — Не твоего ума дело, как я тут порядок наводить буду!
Софрон опешил, схватился за затылок, глаза его округлились от неожиданности и боли. Злорадство с его лица как ветром сдуло. Остальные тоже замерли, не ожидая такой быстрой реакции.
А я уже разворачивался к Титу.
— Ну что, долго тебя ждать? Заснул, что ли? — Голос мой был спокоен, но в нем звенела сталь.
Тит, не раз видевший меня в деле, может, и отступил бы, если бы не ярость, кипевшая в нем. Природное упрямство и осознание своей физической мощи не позволяли ему так просто сдаться без боя. Взревев, он, как разъяренный медведь, попёр напролом, рассчитывая на свою огромную, почти нечеловеческую силу и вес. Его первый удар — размашистый, тяжелый, как замах бревном, — просвистел в каких-то сантиметрах от моей головы. Я легко уклонился.