Бегство от грез

Марш Эллен Таннер

Они ни о чем не говорили и медленно шли через бальный зал. Казалось, всем хотелось побеседовать с Квином, поздороваться с Ровеной, задать какие-то вопросы. Квин сдержанно раскланивался с ними, в то время как Ровена часто останавливалась, благодарила за приветствия и принимала комплименты с улыбкой, которая делала ее очаровательной.

Наконец они достигли конца бального зала. Не говоря ни слова, Тарквин провел ее через ярко освещенный коридор, облицованный полированным мрамором, мимо позолоченных дверей в красный с золотом салон, стены которого были богато украшены

орнаментом. Здесь Квин выпустил ее руку и остановился, повернувшись к ней.

Ровена стояла перед ним, тонкая и стройная. Ее волосы волной падали на шаль. Она не знала, что прочтет на его лице, когда он повернется к ней.

– Ровена...

Она подняла голову и встретилась с ним взглядом, с трудом сохраняя в лице спокойствие и независимость. О Господи, как трудно было чувствовать его так близко. Боже, она любила его, как она любила его!..

Он смотрел на нее, немного нахмурясь, еще не зная, что собирается сказать, но, когда их глаза встретились, все перестало иметь значение.

– Ровена, – голос Квина дрогнул, он протянул к ней руки, и Ровена, вскрикнув, бросилась к нему.

– Возьми меня, – прошептала она. – Возьми меня: пожалуйста...

Но слова были не нужны, потому что он и так собирался сделать это. Удивительно, неужели он мог забыть, как прекрасно было держать ее в своих объятиях, ощущать ее голову на своем плече, вдыхать запах ее мягких душистых волос, касающихся, его подбородка. Он потерся щекой о них и ощутил пробуждающееся желание, которое неудержимо росло в течение всех этих нескольких месяцев, пока они были врозь. Он хотел ее: хотел со всей силой страсти. Но, Господи, им надо бьло сначала так много сказать друг другу, спросить и объяснить, забыть и простить.

– Поцелуй меня, Квин, – прошептала, Ровена. Ее теплое дыхание коснулось его губ. Нежность а длительность поцелуя потрясла их обоих.

– О, моя любовь, – прошептал Тарквин. – Я думал о тебе все это время: что мы были в разлуке, эти недели и месяцы.

Она нежно приложила палец к его губам.

– Теперь это не имеет: значения, Квин Мы теперь, навсегда вместе, не так ли?

Что-то вспыхнуло в его глазах и Ровена тихо сказала – Я уже знаю, Квин. Генерал Пиктон сказал мне: что французы в Шарлеруа, – она слегка задрожала и подняла лицо – Когда уходит ваш полк?

– Веллингтон собирается ввести резервы на рассвете. Но я еще не уверен, возьмет ли он мой полк с собой или...

– Извините меня, сэр, – молодой офицер стоял в дверях, делая вид, что не замечает, что его командир держит в своих объятиях женщину. Но краска залила его щеки и брови поползли вверх.

Тарквин на мгновение закрыл глаза и приблизил свое лицо к волосам Ровены, вдыхая их аромат.

– В чем: дело, Лиль? – устало спросил он.

– Только что из Шарлеруа получено донесение: для герцога. Герцог просит немедленно собраться в кабинете герцогини Ричмонд.

Тарквин почувствовал, как напряглась Ровена. Но она спокойно встретила его пристальный взгляд.

– Иди, Квин, – нежно сказала она. – Я подожду тебя здесь.

– Я не задержусь надолго, – прошептал он. – Обещаю.

Когда он вышел из комнаты,

Ровена оперлась о стену. Дрожащими руками она поправила свое платье и опустилась на ближайший стул. Мысли беспорядочно проносились у нее в голове. Из сплетен, услышанных в бальном зале, она уже поняла, что Наполеон неожиданно появился в Бельгии и что он неожиданно атаковал и разбил прусскую армию под Шарлеруа. Она также знала, что одновременно произошла еще одна схватка при Монсе и что Веллингтон весь вечер ожидал известий о том, кто на самом деле был атакован и не было ли это ложным маневром, чтобы знать, в каком направлении двинуть армию против французов.

Очевидно, в донесениях из Шарлеруа точно описывалось расположение французских сил, и герцог Веллингтон мог наконец понять, в каком направлении ему двигаться. Хотя как мог он рассчитывать разбить их? Генерал Пиктон говорил Ровене, что союзная армия была совершенно не готова к появлению Наполеона. В их распоряжении находилась только одна датская бригада, собравшаяся в Брюсселе, и три взвода самого Веллингтона на подходе. Кроме того, в течение суток ожидали появления кавалерии под командованием генерала Уильяма Понсби.

Размышляя об этом, Ровена опустила голову.

– Любовь моя.

Это был Квин, и Ровена украдкой потерла глаза, перед тем как подняться и протянуть ему руки. Он подошел, не говоря ни слова. Она все поняла по тому, как он ее обнял.

Закрыв глаза, Ровена уткнулась лицом в его мундир, чтобы он не видел ее плачущей.

– Мой ординарец ждет снаружи, – хрипло сказал Квин. – Войска уходят сейчас же. Прости, моя любовь. Я надеялся, что у нас будет по крайней мере одна ночь. Я собираюсь скоро вернуться, – это был отчаянный шепот. – Благодарю тебя за то, что ты все-таки приехала.

Слезы душили Ровену, но она изо всех сил старалась удержать их.

– Куда они посылают тебя?

– К югу от Брюсселя, в местечко под названием Катр Бра, где пересекаются четыре дороги. Маршал Ней в настоящее время подтягивает туда свои батальоны, и мы надеемся к утру окружить его двумя нашими бригадами.

– Только двумя?

– Две лучше, чем совсем ничего. Иначе будут считать, что мы оказались совершенно не подготовленными.

– А что Наполеон? Он тоже будет там?

– Нет. Веллингтон только что получил сведения, что Наполеон будет командовать центром армии с маршалом Груши на правом фланге. Они сосредоточивают свои силы для наступления на войска под командой Блюхера при Линьи.

Тарквин говорил легко, стараясь ни словами, ни интонацией не обнаружить перед ней, в какой страшной опасности оказались союзные войска. Победа британцев казалась просто невозможной. Две бригады не могли отбросить назад отборные войска маршала Нея. А войска Блюхера были основательно обескровлены нападением Наполеона под Шарлеруа.

– Ровена, – голос Тарквина стал хриплым, у них оставалось очень мало времени, – о моем решении вернуться в армию...

Она потянулась к нему.

– Не надо, Квин. То, что ты сделал, Совершенно правильно, и я только еще больше люблю тебя за это. Это я вела себя глупо и недостойно.