Бегство рогатых викингов
Шрифт:
— Есть одна бабушка, — вдруг сказал Джонни. — Она без никого живет. Ее бабкой Наташей зовут. Да вы же знаете, у нее щенок Родька.
Щенка Родьку знали. Он был веселый и добродушный. А хозяйка…
— Неподходящая бабка, — твердо сказал Сергей. — Ерунду ты выдумал, Джонни. Она ребят просто видеть не может.
— Кричит, что все мы бандиты, — заметила Вика.
— Ну… — нерешительно сказал Джонни. — Мы, наверно, сами виноваты…
— Мы?! — хором возмутились Дорины.
— Ну… то есть, наверно, я… Я в прошлом году нечаянно свой
— А она нечаянно тебе уши надрала, — обрадованно добавил Стасик.
— Нет, не успела. Только я от нее по парникам убегал, по стеклам…
— Понятно, почему она кричит, — задумчиво сказала Вика.
— Я там все ноги изрезал, — огрызнулся Джонни.
— Теперь к ней не сунешься, — сказал Борька.
Сережка молчал. Он обдумывал. И все тоже замолчали, вопросительно глядя на командира.
— А может, попробуем? — спросил Сережка. — Трудно, конечно… А вдруг перевоспитаем бабку? Все-таки польза для человечества.
Решили попробовать.
Бабка Наташа жила в угловом домике. Домишко был старый, осевший в землю одним углом. Словно кто-то сверху стукнул его кулаком по краю. Калитка тоже была старая. Она оказалась запертой, но Борька просунул в щель руку и отодвинул засов.
По двору ходили куры и петух Гарька (полное имя Маргарин). Из фанерного ящика выкатился толстопузый Родька, тявкнул и помчался к разведчикам, виляя хвостиком, похожим на указательный палец. В углу двора из ветхого сарайчика появилась бабка Наташа.
Бабка была еще крепкая. Высокая, худая и сутулая. Она колюче глянула на ребят из-под клочкастых бровей, и Стасик торопливо посмотрел назад: открыта ли калитка.
— Здрасте… — сказал Борька.
— Нету макулатуры! — заговорила бабка голосом, неожиданно чистым и громким. — И железа нету! Ничего нету!
— И не надо, — поспешно сказал Борька. — Мы к вам, бабушка, по другому делу.
— И никаких делов нету! Хулиганство одно, — неприступно отвечала бабка Наташа, зачем-то подбирая с земли хворостину, похожую на гигантский крысиный хвост.
Стасик жалобно сказал:
— Никакого хулиганства. Мы совсем наоборот…
— Ну и шагайте отседова, раз наоборот. И нечего собаку со двора сманивать! Брысь! — Она подняла хворостину, и Родька пушечным ядром влетел в ящик. Стасик и Борька зажмурились, но остались на месте.
— Непонятно вы говорите, — начал Борька, приоткрывая один глаз. — При чем тут хулиганство? Разве можно считать хулиганами всех людей?
— Я про людей и не говорю, — ворчливо ответила бабка. — А вас еще сколько надо палкой учить, пока людями станете.
— Не все же палкой. Можно и по-хорошему, — ввернул Стасик.
— С вами-то?
— С нами, — твердо сказал
— И чего это мне помогать… — неуверенно сказала бабка.
— Мало ли чего! — перешел в наступление Борька. — Забор починить или крыльцо… Или вон дверь на сарае! Ну, что за дверь!
— Чихнешь — и отпадет, — сказал Стасик.
Дверь и правда была никудышная. Три кое-как сбитых доски висели на одной петле.
— Мы бы вам такую дверь отгрохали, — мечтательно сказал Стасик.
– “Отгрохали”, - опасливо повторила бабка. — Еще стянете чего-нибудь из сарая-то.
Братья Дорины оскорбленно вскинули головы.
— Во-первых, — сказал Борька, — мы не жулики…
— Во-вторых, — сказал Стасик, — было бы что тянуть! Золото, что ли, там спрятано?
— Там у меня коза, — с достоинством ответила бабка Наташа.
Борька вздохнул и устало спросил:
— Бабушка! Ну подумайте, зачем нам коза? В велосипед запрягать?
Бабка смотрела то на ребят, то на дверь. Дорины с обиженным видом ждали. Родька опять вылез из ящика и тявкал на Маргарина.
— А… почем возьмете-то? — поинтересовалась бабка Наташа.
— Да что вы, бабушка! — хором сказали братья.
Дверь делали у себя во дворе. Доски для нее собрали старые, разные, но Борька прошелся по ним фуганком, опилил концы, и они заблестели — одна к одной. Потом их сбили двумя поперечными брусьями. Стасик притащил из своих запасов две тяжелые дверные петли и щеколду. Сережка у себя в чулане оторвал от старого сундука узорную медную ручку. Вика отыскала полбанки оранжевой краски, которой покрывают деревянные полы. Краска осталась от ремонта дома.
Один Джонни бездельничал. В начале работы он треснул молотком по пальцу, и его отправили “на отдых”. Сказали, что, во-первых, он именинник, во-вторых, испачкает свою форму, а в-третьих, кто его знает: может быть, в другой раз он стукнет не по своему пальцу, а по чужому. Джонни сидел на Викином крыльце и канючил, что хочет работать.
Потом, когда развернулись главные события, Джонни поэтому и отвоевал себе основную роль. “Хватит зажимать человека, — сказал он. — Тогда не дали работать и сейчас не пускаете?” И его пустили… Но это было после. А пока друзья возились с дверью.
Они унесли готовую дверь в бабкин двор, приладили к сараю и взялись за кисти. Через полчаса дверь снаружи полыхала оранжевым пламенем. Сияла на солнце. Бабка Наташа тоже сияла. Вся ее суровость растаяла, как эскимо на солнцепеке.
— Голубчики, — повторяла она. — Работнички! Я вам конфеточек… — И она заспешила к дому.
— А ну, пошли, ребята, — распорядился Сережка. — А то еще правда начнет конфетки совать.
Они побежали на улицу.
Джонни задержался в калитке. Опустился на колено. Его заторопили.