Бегуны
Шрифт:
Закутанная толкает Аннушку локтем:
— Ешь.
Но Аннушка не может оторвать глаз от этой сцены, жадно смотрит на молодежь от блинов в ее руке вдет пар. В — каждом парне она видит своего Петю, они ровесники. Петя возвращается в ее тело, словно Аннушка никогда не производила его на свет. Сидит там, скорчившись, тяжелый как камень, причиняет ей боль, распухает внутри, растет — наверное, она должна родить его снова, на этот раз каждой порой кожи, чтобы он вышел вместе с потом. Пока же он подступает к горлу, вязнет в легких и может выбраться наружу только одним путем — вместе с рыданиями. Нет, не станет она есть блины, в ней не осталось места. Петя застрял у нее в горле, хотя мог бы сейчас сидеть вон там — в это мгновение он бы как
Невыносимая свинцовая волна поднимается в ней, сливается с жестом девушки, которая бранит нетерпеливого коня — тянет узду вниз, пригибая его голову: мол, стой спокойно. А когда конь вырывается, девушка бьет его по крупу хлыстом и кричит:
— Стой, черт тебя возьми! Стой, ирод!
Аннушка роняет блины со сметаной и набрасывается на пытающуюся усмирить коня девушку с кулаками, лупит наотмашь.
— Оставь его! Оставь! — хрипит Аннушка, у нее перехватило горло.
Изумленные парни реагируют не сразу, теперь они пытаются оттащить внезапно обезумевшую женщину в клетчатом пальто, но к ней уже спешит на помощь другая, вся замотанная в какое-то тряпье, вдвоем они пытаются отобрать у девушки вожжи, а саму ее оттолкнуть. Та визжит, заслоняя голову руками, она не ожидала этой яростной атаки. Конь лягается, фыркает, вырывается и, перепуганный, скачет посередине Арбата (к счастью, пешеходная улица в эту пору почти пуста), стук копыт, эхом отражаясь от стен, навевает мысли о каких-то уличных боях, забастовках, в домах начинают открываться окна. Но вот в конце улицы появляются двое милиционеров — они лениво шагали, обсуждая компьютерные игры, все ведь было спокойно, но теперь, заметив непорядок, в полной готовности, схватившись за дубинки, бегут к месту происшествия.
— Раскачивайся, — говорит закутанная. — Двигайся.
Они сидят в отделении милиции и дожидаются своей очереди — их должен допросить противный красномордый милиционер.
— Раскачивайся, — она уже несколько часов балабонит как заведенная, видимо, от страха. Адреналин разбудил язык закутанной. Она шепчет Аннушке на ухо, так, чтобы никто не слышал — ни этот мужик, которого обокрали, ни две молодые смуглые бляди, ни тот, с разбитой головой, придерживающий рукой повязку. А Аннушка плачет, слезы все текут и текут по ее лицу, скоро, наверное, уже иссякнут.
Потом, когда очередь доходит до них, красномордый милиционер кричит через плечо кому-то в другую комнату:
— Это та бегунья.
В ответ раздается:
— Выпусти ее, а вторую оформи, за нарушение порядка.
И милиционер говорит закутанной:
— Гражданка, в следующий раз вывезем за черту города, за сотый километр, ясно? Сектанты нам тут не нужны.
После чего забирает у Аннушки документы и, словно сам не умеет читать, велит ей назвать имя, отчество, фамилию и адрес — адрес тоже. Аннушка упирается в столешницу кончиками пальцев и, прикрыв глаза, словно декламирует стихи, перечисляет свои данные. Адрес она повторяет дважды:
— Кузнецкая, сорок шесть, квартира семьдесят восемь.
Их выпускают по одной, с интервалом в час, закутанную первой, так что, когда выходит Аннушка, той уже и след простыл. Ничего удивительного — страшный мороз. Аннушка топчется возле отделения милиции, ноги подгоняют, им не терпится понести ее по этим широким
Люди уже тронулись в путь, и на улице царит утреннее оживление, хотя солнце еще не взошло. Аннушка долго колесит на автобусе по окраинам, потом, подойдя к дому, останавливается и разглядывает свои окна, высоко наверху. Они еще темные, но, когда небо начинает проясняться, Аннушка видит, что в кухне ее квартиры зажигается свет, и направляется к входной двери.
Что говорила закутанная бегунья
Раскачивайся, двигайся. Только так ты ускользнешь от него. Тот, кто управляет миром, не властен над движением и знает, что в движении наше тело свято, — ты сумеешь ускользнуть, только когда двигаешься. Ему подвластно лишь то, что недвижно и омертвело, что безвольно и бессильно.
Так что двигайся, раскачивайся, шевелись, иди, беги, убегай, стоит забыться и остановиться — тебя подхватят его ручищи и окуклят, овеет его дыхание, смердящее дымом, и выхлопными газами, и гигантскими городскими свалками. Он превратит твою разноцветную душу в маленькую плоскую душонку, вырезанную из бумаги, из газеты, и станет грозить тебе огнем, болезнями и войной, запугивать, пока не лишит покоя и сна. Он пометит тебя и впишет в свои анналы, выдаст свидетельство о твоем падении. Займет твои мысли всякой чепухой: купить-продать, дешевле-дороже. Ты станешь беспокоиться по пустякам: сколько стоит бензин и как это влияет на выплату кредитов. Каждый день будет причинять боль, словно жизнь дана тебе в наказание, но кто совершил преступление, какое и когда — не узнаешь вовек.
Когда-то давно Господь пытался изменить мир, но был разгромлен, и мир канул в объятия антихриста. Бог, подлинный, добрый, был изгнан, сосуды с божественной мощью разбиты, и земля впитала ее, укрыла в своих недрах. Но когда Бог шепотом говорил из своего укрытия, Его услышал один праведный человек, солдат по имени Евфимий, и слова эти запечатлелись в его разуме. Ночью он отбросил ружье, скинул форму, размотал портянки и снял сапоги. Он стоял под небом голый, каким создал его Господь, а потом бежал в леса и, кое-как прикрыв наготу, странствовал по деревням, провозглашая мрачную весть. Бегите, покиньте дома, уходите, бегуны, ибо только так избежите вы силков антихриста. Любая открытая борьба будет неизбежно проиграна. Оставьте все, что имеете, бросьте землю и отправляйтесь в путь.
Ибо все, что имеет на этом свете постоянное место, каждое государство, Церковь, человеческая власть, все, что сохранило в этом аду форму, служит ему. Все, что очерчено, измерено, разделено по рубрикам, записано в реестры, пронумеровано, учтено, нотариально заверено, все, что собрано, выставлено на обозрение, снабжено этикеткой. Все, что удерживает человека на месте: дома, кресла, кровати, семьи, земля, посевы, насаждения, забота о росте. Планирование, ожидание результатов, вычерчивание графиков, соблюдение порядка. Поэтому вырасти своих детей, раз уж неосмотрительно родила их, и — в путь, похорони родителей, раз уж они легкомысленно произвели тебя на свет, — и иди. Уезжай далеко, куда он не доберется, подальше от его кабелей и проводов, антенн и волн, и да не засекут тебя его чувствительные инструменты.
Прекративший движение — окаменеет, остановившегося пришпилят, словно насекомое, сердце его пронзят деревянной иглой, руки и стопы — продырявят и прибьют к порогу и притолоке.
Именно так погиб восставший. Его изловили, а тело распяли на кресте — обездвижили, словно насекомое, выставили на обозрение взорам человеческим и нечеловеческим — нечеловеческим в особенности, ибо им только и подавай представления, неудивительно, что его воссоздают каждый год и поклоняются ему, вознося молитвы мертвому телу.