Бегущая под дождем
Шрифт:
— Леонид Чуприн?
— Да!
— Вас беспокоит дежурный из восемьдесят шестого отделения милиции. Нами задержала ваша дочь Олеся Леонидовна. Вы не могли бы подъехать…
«Только этого не хватало!» — пронеслось в голове у него.
Через полчаса он топтался перед стеклянным окошком дежурного. Тот куда-то отлучился. Во всем отделении не было ни души. Тишина. Какая-то зловещая и неопределенная. Лучше бы уж сразу узнать, что сотворила Олеся. Убила кого-нибудь по нелепой случайности? Наркотики? Или
Вернулся дежурный по отделению. Мрачный и очень полный молодой человек. Даже строгая милицейская форма ничуть не стройнила его, не подтягивала. Он хмуро бросил на Леонида недоверчивый взгляд и попросил предъявить паспорт. Долго сличал фотографию с оригиналом. Потом полистал другие странички. Очевидно, искал вписана ли Олеся в его документы? Он ли является отцом.
— Что она натворила?
— Сейчас все проясним… — кивнул дежурный, возвращая паспорт.
Он вышел из своего стеклянного кабинета и пошел по коридору. Леонид последовал за ним. Повернув за угол, они оказались перед обезьянником. Так в народе кличут камеру предварительного содержания задержанных по подозрению в нарушения закона.
За толстыми железными прутьями Леонид увидел… Надю.
— Вот, полюбуйтесь! — строго сказал сержант.
Надя смотрела из-за решетки на Чуприна весело и вызывающе. И сидела на скамье, закинув ногу на ногу. Ситуация ее явно только забавляла.
Чуприн несколько секунд в растерянности молчал. Потом выдавил из себя:
— За что она задержала? Что натворила?
— Было одно подозрение, но оно не оправдалось… — нудно начал сержант.
— Тогда почему она за решеткой? — начал заводиться Чуприн.
— Ваша дочь — несовершеннолетняя. В ночное время самостоятельно не имеет права разгуливать по улицам. На этот счет есть специальное постановление московского правительства. Сам Лужков подписал…
— Наплевать мне на вашего Лужкова!
— Это вы напрасно! — хмуро покачал головой сержант. — Он много полезного и хорошего делает для города.
— Знаем мы его дела!
— Вам бы лучше заняться воспитанием своей дочери. Критиковать начальство мы все мастера. В чужом глазу соломинку видим, а в собственном? — спросил сержант.
— Ему некогда! — подала голос из-за решетки Надя. Она с нескрываемым весельем наблюдала за перепалкой Чуприна с сержантом.
— Помолчи! — не глядя на нее, быстро сказал Чуприн.
— Судя по всему, вы недостаточно уделяете внимания дочери.
— Некогда ему! Он себе молодую любовницу завел! — наябедничала из-за решетки Надя. — На дочь наплевать. На меня совсем не обращает внимания.
— Мы с тобой дома разберемся.
— Очень буду рада! — огрызнулась из-за решетки Надя. — Наконец-то обратишь на меня внимание. У меня, между прочим, самый трудный возраст. Переходный.
—
— Что будем делать, товарищ родитель? — строго спросил сержант. — На учет надо ставить. Как ребенка из группы риска?
— Зачем сразу «группа риска»? — невольно заволновался Чуприн.
— Из неблагополучной семьи потому что. С одного взгляда видно. Вы человек творческой профессии…
— Эгоист, короче, — вставила из-за решетки свое слово Надя.
— Помолчи! — опять раздраженно бросил Чуприн.
И почему-то непроизвольно начал оправдываться перед сержантом.
— Никакой я не эгоист. Я между прочим, работаю, как ломовая лошадь. Сплю по четыре часа в сутки…
— А дочери что остается? По чужим гаражам шляться? — с вызовом спросила Надя.
— Почему по гаражам? — нахмурился сержант.
Он достал из кармана связку ключей и начал ковырять одним из них в замке. Замок ни в какую не желал открываться.
— Не обращайте внимания. Это она так, не подумав брякнула. — быстро сказал Леонид. И бросил пронзительный взгляд на Надю.
— Это я так. Не подумав, брякнула, — легко согласилась Надя.
Сержант между тем никак не мог подобрать ключи к замку. Пробовал тот и этот. Даже вспотел слегка. Но открыть дверь обезьянника не мог. Чуприн разозлился.
— Вы ее когда-нибудь выпустите или нет? — спросил он.
Сержант снял фуражку, вытер платком пот со лба и глубоко вздохнул.
— Выпустить — дело нехитрое. Вопрос — куда выпустить? — заявил он.
— На свободу! — с патетикой в голосе заявила Надя. — Свобода — осознанная необходимость. Каждый дурак знает.
Сержант наконец-то справился с замком. Он даже радостно улыбнулся. Очевидно, и сам не ожидал. Широко распахнул железную дверцу и жестом пригласил Надю выйти на волю. Надя выпорхнула из обезьянника пулей. И почти мгновенно оказалась в конце коридора. Ближе к выходу из отделения.
Чуприн с сержантом шли прямо на нее. Она улыбалась и, непрерывно делая реверансы, отступала к выходу.
— Значит, на первый раз протокол задержания составлять не будем? — зачем-то спросил у Чуприна сержант.
— Первый раз — прощается! — бросила Надя. Она уже приоткрыла дверь на улицу.
— Если еще раз попадетесь. В неурочное время. Будем решать по всей строгости.
— С непредсказуемыми последствиями! — понимающе кивнула Надя.
— Спасибо вам! — с чувством сказал Чуприн. И пожал сержанту руку.
— Не за что! — хмуро ответил тот. И добавил. — Присматривайте за ней!
Леонид вел свои старенькие «Жигули» быстро, жестко. Раздраженно тормозил перед редкими светофорами, резко бил по газу, как только зажигался «зеленый», быстро, не сбрасывая скорости, поворачивал в узкие переулки.