Бегущий по лезвию бритвы (сборник)(др.перевод)
Шрифт:
Барбур с любовью похлопал лошадь по шее, и она наклонила к нему голову.
— Вы не хотите ее продать? — спросил Рик.
Боже, как ему хотелось иметь лошадь или вообще какое-нибудь настоящее животное! Ухаживать за подделкой — это постепенно деморализует человека. Но, понимая, что в силу социального положения он не может достать такое животное, приходится довольствоваться электрическим. Но, если бы даже ему и было все равно, оставалась еще Ирен, которой было очень даже не все равно, какое у них животное.
— Продать, лошадь, — сказал Барбур, — было бы аморально.
— Тогда продайте жеребенка.
Озадаченный Барбур сказал:
— Почему? Очень многие имеют двух, трех и даже четырех животных, а вот у Фреда Уошборна, владельца завода хлореллы, — вообще пять. Вы разве не читали в «Хронике» статью про его утку? Считается, что это самая большая и упитанная утка на всем западном побережье!
Глаза Барбура заблестели, как только он вообразил себе такое богатство. Он постепенно погружался в транс.
Порывшись в кармане плаща, Рик вынул свой помятый и зачитанный экземпляр «Каталога животных Сидни и Фаула», приложение за январь. Он заглянул в оглавление в поисках страницы о лошадях — жеребятах — потомстве, и определил цену по всей стране.
— Жеребенка першерона у Сидни можно купить за пять тысяч долларов, — объявил он.
— Нет, не купите, — сказал Барбур. — Видите, название напечатано курсивом, значит у них нет сейчас ни одного свободного экземпляра. А цена — это на случай, если они появятся.
— Допустим, — сказал Рик, — я бы платил вам по пятьсот долларов каждый месяц. Это полная цена по каталогу. Десять месяцев — и полная цена.
Барбур сказал с жалостью:
— Декард, вы ничего не понимаете в лошадях. Почему у Сидни нет на продажу першеронов? На то есть причина. Жеребята першеронов просто не меняют владельцев, даже по цене, указанной в каталоге. Они слишком редко попадаются, даже относительно плохих кровей. — Он облокотился на изгородь, разделяющую их участки. — Джуди у меня уже три года, и за все это время я не встречал жеребенка першерона равных с ней достоинств. Чтобы купить ее, я сам летал в Канаду и лично вез домой, чтобы ее не украли. Привезите такое животное куда-нибудь в Колорадо или Вайоминг — и вас живо огреют по голове, а животное уведут. И знаете почему? Перед ПМВ имелись буквально сотни…
— Но, — сказал Рик, — если у вас будет две лошади, а у меня ни одной, разве это не будет противоречить всей теологической и моральной структуре сострадания?
— У вас же есть овца. Черт побери, в своей личной жизни вы можете следовать каким угодно эмоциям. Если бы у вас не было овцы, я бы усмотрел еще в вашей позиции некоторую логику. Само собой, если бы у меня было двое животных, а у вас ни одного, я лишал бы тем самым вас истинного слияния с Сострадающим. Но в этом доме у каждой семьи — их примерно пятьдесят, по одной на каждые три квартиры, — есть какие-нибудь животные. У Грейсона есть цыпленок. Вон он. — Он указал на него. — Суке и его жена владеют большой рыжей собакой. Она лает по ночам. — Барбур задумался. — Кажется, у Эда Смита есть кот, он держит его в квартире и никому не показывает. Хотя, возможно, он просто врет.
Рик подошел к овце, наклонился и начал рыться в ее густой шерсти, пока не нашел то, что искал, — спрятанную контрольную панель механизма. На глазах Барбура он рывком открыл ее, обнажая механизм.
— Видите? —
После некоторого молчания Барбур сказал:
— Эх, бедняга… И так вы все время?
— Нет, — сказал Рик. Он снова закрыл панель своей электроовцы и повернулся лицом к соседу. — Сначала у меня была настоящая овца. Нам ее отдал отец жены, когда эмигрировал. Потом, примерно год назад — помните, когда я возил ее к ветеринару, вы как раз стояли наверху, — я вышел на крышу и увидел, что овца лежит, не в силах подняться.
— Да, я помню, вы подняли ее, — сказал Барбур, — но через пару минут она снова упала.
— У овец странные болезни, — сказал Рик. — Другими словами, у овец множество болезней, но симптомы все одинаковые. Овца не может подняться, и невозможно определить — растянута ли у нее связка на ноге, или она умирает от столбняка. С моей случилось последнее.
— Здесь? — удивился Барбур. — На крыше?
— Сено, — объяснил Рик. — Я не снял с охапки всю проволоку, и Груччо — так я звал его — поцарапался и заразился столбняком. Я отвез его к ветеринару, и там он умер. Я все думал об этом, а потом съездил в одну из мастерских, показал им фотографию Груччо, и они изготовили вот это. — Он показал на эрзац-овцу, которая продолжала трудолюбиво что-то пережевывать, все еще не теряя надежды обнаружить присутствие овса. — Это отличная работа. Я трачу на нее примерно столько же времени, сколько и на Груччо, но… — Рик пожал плечами.
— Это совсем не то, — закончил за него Барбур.
— Почти. Чувство почти такое же. За ней нужно следить так же внимательно, как и за настоящей, потому что они ломаются и соседи могут узнать. Эту я возил в починку шесть раз — в основном были мелкие неполадки. Но если бы кто-то увидел… Например, один раз что-то произошло с магнитной лентой, и она начала блеять без остановки, так что сразу можно было определить, что поломка чисто механическая. Вы, конечно, понимаете, что мастерская имеет соответствующую вывеску — какой-то там ветеринарный врач. — Рик бросил взгляд на часы, вспомнив про время. — Мне пора на работу. Увидимся сегодня вечером.
Он направился к своему кару, а Барбур поспешно крикнул ему вслед:
— Я никому ничего не скажу!
Остановившись, Рик хотел поблагодарить его, но потом какая-то часть отчаяния, о котором говорила Ирен, коснулась его, и он произнес:
— Не знаю. Возможно, это не имеет никакого значения.
— Но они все будут смотреть на вас сверху вниз. Не все, но некоторые. Вы ведь знаете, как люди относятся к заботе о животных. Не иметь животное считается аморальным и антиэмпатическим. То есть это не преступление, как сразу после ПМР, но чувство все равно сохранилось до сих пор.
— Боже! — воскликнул Рик, в отчаянии взмахнув руками. — Но ведь я хочу иметь животное. Я стараюсь купить что-то подходящее, но на мое жалованье простого служащего…
«Если, — подумал он, — мне снова повезет, если я смогу пришить четырех анди за этот месяц, если бы я знал тогда, что Груччо умрет… Ведь два года назад мне удалось взять четверых…»
Но это было еще до появления куска проволоки, двухдюймового, похожего на обломок медицинской иглы, до столбнячного вируса.