Бегущий в Лабиринте (сборник)
Шрифт:
Ходьба сменялась перерывами на поесть и попить. Жар окутывал плотно, как вода в океане, по которому приходилось плыть. Ветер дул, но не приносил облегчения – хлестал пылью и песком, чуть не рвал из рук простыни. Мучил кашель и зуд в глазах от набившейся в уголки пыли. После каждого глотка пить хотелось еще сильнее, а запасы были так скудны. Если в городе не сыщется источника…
Нет, гнать такие мысли. Гнать прочь.
Каждый шаг был мучительней предыдущего. Никто не разговаривал. Казалось, произнеси пару слов – и сил на них потратишь ого-го. Можно лишь перебирать ногами, медленно, упорно,
Дома росли как живые. Вскоре Томас уже различал каменные их части, сверкание стекол на солнце – чуть меньше половины их было разбито. Издалека улицы казались пустыми; огни нигде не горели. Деревьев тоже никто не заметил. Да и откуда им взяться, при таком-то климате! И могут ли в подобном месте жить люди? Где им пищу выращивать? Что ждет глэйдеров?
Завтра. Дорога отняла времени больше, чем рассчитывал Томас. Впрочем, завтра группа уж точно достигнет города. Может, его лучше вообще обойти стороной, однако припасы необходимо пополнить. Выбора нет.
Вперед, вперед… Жара не ослабевала.
Когда наконец наступил вечер и солнце безумно медленно стало исчезать за далеким западным горизонтом, ветер усилился и принес слабенькую прохладу. Слава Богу, хоть какое-то облегчение.
К полуночи, когда Минхо велел остановиться, чтобы поспать, ветер набрал больше силы – задувал порывами, хлеща и поднимая пыльные вихри.
Позднее, лежа на спине и завернувшись в подтянутую до самого подбородка простыню, Томас вглядывался в звездное небо. Ветер успокаивал, баюкал. От усталости разум постепенно утратил ясность, сияние звезд поугасло, и пришел сон.
Томас сидит на стуле. Ему десять или двенадцать лет. Тереза – намного моложе, но все та же, знакомая, – сидит напротив. Между ними – стол. Ей примерно столько же лет, сколько и Томасу. Кроме детей, в комнате никого. Свет – бледный и желтый – проникает через квадратное отверстие в потолке, прямо над столом.
– Старайся лучше, – говорит Тереза, скрестив руки на груди. Даже в столь юном возрасте он не удивлен ее жестом, таким знакомым, привычным. Как будто Терезу Том знает очень давно.
– Я стараюсь, – говорит Томас не своим голосом. Бессмыслица какая-то.
– Нас убьют, если не справимся.
– Знаю.
– Ну так старайся!
– Стараюсь!
– Отлично, – сообщает Тереза. – И знаешь что? Я больше с тобой не разговариваю, пока у тебя все не получится.
– Но…
«Имысленно тоже». Ее голос звучит у Томаса в голове. Ему от этого по-прежнему страшно, и он никак не может повторить за Терезой. Ну вот…
– Тереза, дай еще пару дней, я справлюсь.
Она
– Хоть один день.
Тереза молча взирает на Тома. Ее не уговорить. Она смотрит на стол и ноготком скребет пятнышко на деревянной поверхности.
– Нельзя же просто так со мной не разговаривать. – Нет ответа. Бесполезно, Томас слишком хорошо знает Терезу: она та еще упрямица.
– Ладно, – сдается Томас и, закрыв глаза, вспоминает наставления инструктора: представить море чистой черноты и прямо перед собой – лицо Терезы. Последним усилием воли он формирует слова и посылает их ей: «Воняешь, как мешок какашек».
Улыбнувшись, Тереза отвечает: «И ты тоже».
Глава двадцать третья
Томас проснулся. Ветер бил по лицу, словно желая невидимыми руками сорвать с головы скальп, унести прочь одежду. Еще не рассвело; было холодно, и Томас дрожал всем телом. Приподнявшись на локтях, он огляделся и едва рассмотрел скрюченные фигуры товарищей – на ветру простыни туго облепили их тела. Их простыни…
Разочарованно застонав, Томас вскочил на ноги – в какой-то момент ночью с него сорвало накидку, и она улетела. При таком ветре унести ее могло миль на десять.
– Чтоб меня… – шепотом ругнулся Томас и сам себя не услышал из-за воя ветра. Вспомнился сон… да сон ли это? Может, именно воспоминания? Да, скорее всего. Беглый взгляд в прошлое, когда Томас с Терезой совсем еще детьми учились телепатическому общению. От тоски стиснуло сердце, усилилось чувство вины из-за того, что Томас – часть проекта «ЭТО ПОРОК». Он погнал тяжелые мысли прочь, усилием воли запер в дальнем углу подсознания.
Томас посмотрел на черное небо и судорожно вздохнул, вспомнив, как исчезло солнце Глэйда, как начался конец. И кошмар.
Вскоре здравый смысл возобладал над эмоциями. Ветер. Прохлада. Буря. Приближается буря! Облака…
Смущенный Томас лег и свернулся калачиком. Холод не причинял неудобств, просто такая погода сильно отличалась от жары, к которой глэйдеры успели привыкнуть. Томас еще порылся в новообретенных воспоминаниях. Может, они затянувшийся эффект Метаморфозы? Может, память понемногу возвращается?
Томас одновременно и хотел вспомнить все – узнать, кто он и откуда, – и не хотел: боялся сокрытой правды о себе, о своей роли в событиях, из-за которых они все оказались здесь.
Отчаянно хотелось спать. Под непрерывный рев ветра Томас наконец скользнул в забытье. На сей раз без снов.
При сером, унылом свете утренней зари проявился толстый слой туч, а бесконечный пустынный пейзаж приобрел еще более мрачный вид. До города оставалось всего несколько часов ходу. Здания и правда были огромны: верхушка одного из них терялась в низко нависшем тумане. Разбитые окна, словно голодные рты, ощерились зубами – осколками стекол, готовые схватить пищу, носимую по воздуху ветром.