Бегущий всегда одинок
Шрифт:
Подобную окраску Трон приобретал лишь однажды семьсот лет назад, когда на него взошел величайший из правителей – Валентин Великолепный. Те времена считались благословенным веком, при Валентине расцвели ремесла и искусства, смирились войны и не возникали эпидемии. Валентин остался в памяти народа мудрейшим из мудрейших, справедливейшим из справедливейших.
Но Валентин принадлежал к могущественному клану Белых Магов. А пять десятилетий назад на Троне восседал бастард, преступник. Летописец сообщал: «Лица многих покрыло негодование, кого-то обуяла злоба, четверо претендентов замерли, а вскоре их руки потянулись к эфесам.
Но Трон – сиял! И это было столь безусловно
Народ приветствовал нового правителя. Оспорить право Пантелеймона на Трон никто не мог, и руки претендентов выпустили эфесы, их головы склонились…»
Взойдя на престол Пантелеймон сразу взялся за реформы. Прежде всего он устранил запрет на межкастовые браки и сделал их законными – бастарды ликовали! Потом упразднил клановую иерархию, деление каст на привилегированные и малозначительные. Чуть позже занялся объединением земель под единое начало. Это дело оказалось чрезвычайно сложным и заняло почти четверть века, поскольку многочисленные князьки, графы и бароны совсем не собирались уходить под чью-то власть. С государствами, где короны передавались по наследству, а правителя раз в пять лет Трон не проверял на способность к руководству, договориться оказалось трудно. В особенности принцев крови раздражал момент выбора названия для объединенного государства. Никто не хотел примыкать к иной державе и лишаться собственного имени, это стало камнем преткновения.
Пантелеймон предложил принцам крови компромисс. Все государства находились на одном огромном материке, имеющем в соседстве несколько больших островов. Пантелеймон внес предложение объединить все земли в единую державу, именуемую географически и обезличено – Материк. А так же изъял из употребления название главного города, предложив именовать Соренсу попросту «столицей».
Удивительно, но почему-то это предложение пришлось по нраву гордым принцам: Материк подразумевал необъятную величину. И страсти постепенно улеглись, тех кто не захотел утихнуть по-доброму, усмирили силой. Через двадцать пять лет после восшествия на Трон Пантелеймона под его правлением оказалось государство Материк. С единой валютой, торговыми законами и некоторыми правовыми различиями в зависимости от традиций провинций.
За это время Пантелеймон еще четырежды проходил Испытания Троном и каждый раз каменное кресло – расцветало. Претенденты, конечно же, являлись в Тронный Зал. Усаживались на холодный камень. Но за все эти годы никто не смог соперничать с Пантелеймоном.
И в какой-то мере, эта ситуация была понятной. Занимаясь законотворчеством и улещая новых вассалов, Пантелеймон попутно взялся за строительство. В течении всех этих лет он много сил и средств отдал строительству канала, проводя водный путь из Срединного моря к океану. Объединил в единую цепь несколько судоходных рек, что упростило купечеству путешествия, а это повлекло за собой развитие промышленности и дважды спасало от голода пострадавшие от засухи провинции Материка.
Трон всячески благоволил Пантелеймону и альтернативы правителю не выдавал. Более сорока лет его окраска оставалась пурпурной, и хотя в последние пятнадцать лет золотистые лучи уже померкли, никто не мог соперничать с правителем.
Но все-таки Пантелеймон – старел. Два последних Испытания прошли уже не так бравурно, без восторженных «ура!» толпы. Могущественные кланы, казалось, разгадали причину столь долгой успешности дряхлеющего правителя: Пантелеймон, по их мнению, загодя составлял мысленный список предстоящих реформ и усаживался на каменное кресло, доподлинно
В связи с чем, предваряя очередные Испытания, касты выходили на них уже объединенными. Составляя список государственных усовершенствований, они выбирали наиболее достойных кандидатов и выступали единым фронтом.
И эта тактика, надо отметить, возымела действие. На двух последних Испытаниях Трон окрашивался алым цветом, когда на нем оказывались делегаты колдунов и телепатов. Под Пантелеймоном, правда, Трон так и оставался пурпурным… Но дело, как хотелось бы надеяться претендентам, – сдвинулось. Превосходство Пантелеймона уже не выглядело столь безусловным и разгромным, и он старел, старел, старел…
Густав вспомнил о вспыхнувших после последнего Испытания восстаниях в северных провинциях: кто-то пустил слух, что Трон – подменен! Поскольку, правитель восьмидесяти пяти лет отроду никак не может соперничать с молодыми и амбициозными представителями лучших семейств. В подобное поверить невозможно, а значит: Трон подделан и Материком управляет уже самозванец!
Те беспорядки кроваво подавили. Что, естественно, вызвало недовольство вассальных принцев не только на севере. Слухи о подделке Трона продолжают муссироваться до сей поры и достаточно малейшей искры, чтоб снова вспыхнули бунты – не все наследники довольны согласием предков на объединение и уход под власть одной короны. Им только волю дай, опять все разбегутся… Расчленят государство на сопредельные графства и княжества… Пойдут (с войсками) делить каналы, пастбища и спорные рудники…
Подумав над этим, Шип решился.
– Хорошо, – сказал астрологу. – Если вы считаете, что с правителем произошло несчастье, то я сделаю все, что от меня потребуется.
В голосе полковника слышался вопрос и чувствовалось сомнение. Во-первых, Густав мог предположить, что Пантелеймон устроил ревизию благонадежности, а во-вторых звездочет таки не сумеет укротить запретительные знаки. И все пока – слова, слова…
Медиус же, напротив, ничуть не сомневался. Повелительно взмахнув рукой, астролог приказал полковнику встать и двигаться за собой.
Густав послушался, прошел за выгиб стены – все прочие остались у стола – Медиус приблизился к светящемуся знаку, Шип пригляделся…
И сердце его забилось в предчувствии беды. В густой вязи запретительных символов неярко мерцала – звезда. Ее лучи, похожие на острые льдистые шипы, слабо пульсировали. То есть, еще на зная, что полковник согласится, Медиус ее «разогревал». Готовился к запрещенной здесь магической работе, хотя уже одного факта наличия звезды хватало для обвинения в государственной измене.
Расписывавшие стену колдуны не могли оставить в густой вязи символов хоть что-то определенное! Нечто, способное позволить представителю какого-то магического братства разрушить их работу. В появлении на стене звезды усматривался вернейший признак давно тлеющего заговора. Медиус не успел бы начертать звезду сегодня – это сложная и поэтапная задача, и то есть… астролог загодя готовился к подобному повороту событий?!
Шип гневно поглядел на звездочета.
Медиус приподнял уголок губ. Выдержал взгляд и паузу. Проговорил: