Бел-горюч камень

Борисова Ариадна Валентиновна

«Умираю! – ужаснулась Изочка. – Бог покарал меня за веселье и пляски в смертный день!» И вспомнила: «Красная армия…»

Няня, дремлющая

в конце коридора на трех табуретах, открыла глаза и села, едва Изочка подошла к ней. Заметив красноречивое пятно, сочувственно качнула головой:

– Пока полотенечко чистое дам, а завтра у кастелянши попроси, у нее на это дело старые простынки откладены.

Потом, лежа в кровати и стараясь не двигаться, Изочка с отвращением прошептала:

– И так двенадцать раз в год.

В окно поверх тонких узоров инея уже заглядывало туманное утро. Его сдержанный, царственно синий свет будил на стенах неспящие тени. Тело дышало знойной пропастью, живот потягивало больно и жарко.

Изочка думала о маме

Марии и матушке Майис – что бы они сказали ей сегодня? Думала, что теперь весною законно получит от государства вместо ватника полупальто с цигейковым воротником и хромовые сапожки. Она будет начищать их гуталином до безупречного блеска. Если майской ночью к ней, как в тот раз, явится Гришка, он, может быть, согласится поцеловать ее один раз для проверки – интересно это или так себе. Изочка думала, что когда дядя Паша вернется из командировки, она расскажет ему про диван для Гали и попросит в долг немного денег на польские духи, либо рижские, какие найдутся, чтобы меньше пахнуть детдомовской хлоркой. Думала, что стала настоящей девушкой, взрослой Изой – Изольдой, и маленькой наивной Изочкой не будет уже никогда…

Никогда.