Белая Бестия
Шрифт:
— Героический поступок Анны Владимировны Белоглазовой останется в веках, — высокопарно говорил генерал. — Вчера состоялся высший суд справедливости — были казнены выродки рода человеческого, погубившие великую православную Россию. К сожалению, еще не все наши враги получили заслуженное возмездие, много их еще топчет своими погаными ногами матушку-землю. Но мы продолжим дело Анны Белоглазовой, Белой бестии, как её часто называли за ее мужество и героизм, и клянемся, что не пожалеем своих жизней на этом поприще, как не пожалела свою жизнь она. Царство ей небесное, да упокоится её душа,
Кто-то из «клерков» зааплодировал. На него недоуменно поглядели его товарищи по «Немезиде» и он смущенно спрятал глаза под стул, на краешке которого сидел.
— Я рад, — продолжал Грудилин, что наша организация не одинока в борьбе с «белой пеной» на древней французской земле.
Генерал замолчал. Видно, словосочетание «белая пена» пришло ему в голову спонтанно и он остался ею доволен. А потому смачно пожевал губами, словно пробовал на вкус марочный коньяк и двинулся дальше:
— Сама история этой страны показывает нам, что нельзя стоять на месте, нужно продолжать революцию. Да, господа, революцию, потому что только революция способна очистить землю от скверны. Почему русский народ не пошел за белыми? Потому что они предали революцию, которую сами начали в Феврале. Они были вечными предателями. Сначала предали своего благодетеля батюшку-царя, потом предали Керенского, который благодаря им и стал председателем временщиков, а потом и весь народ, пообещав ему свободу в виде старых порядков. Я же, господа, это многие знают, создал свою Днепровскую православную республику, где все люди были равны, честно работали и молились Богу. Но и здесь белые помешали, порушили наши светлые планы.
Одинцов на эти слова поморщился, так как вместе с Грудилиным удирал на тачанке не от белых, а от Махно, который якобы собирался вернуться за своим кладом в Гавриловке.
— Это, так сказать, история. Но вернемся в наше, не менее сложное время. Я предлагаю выпить, господа, за упокой души рабы Божьей.
Грудилин кивнул Луневскому и тот принес из соседней комнаты поднос с двумя бутылками красного вина и бокалами. Начал разливать, ставить перед каждым присутствующим.
Тужилин взял свой бокал, откашлялся.
— Прежде, чем выпьем, я бы хотел кое-что прояснить, — сказал он.
— Слушаю вас… э-э.
— Юрий Михайлович, — подсказал Одинцов.
— Еще раз очень приятно, Юрий Михайлович, — кивнул Грудилин.
— Анна ведь не сама пошла на погибель. Это должна была быть лишь имитация покушения. Чтобы привлечь вас, борцов хм… с «белой пеной», а потом и выдать полиции. Ей якобы помогал в этом господа Одинцов, Бекасов и ваш покорный слуга. Но вы, Юрий Михайлович, всех обыграли.
— Не понимаю вас…
— Сейчас поймете, не торопитесь. За то, что вы всех обставили, в том числе и меня, я вас не осуждаю, а наоборот хвалю. Да, господа, еще один спектакль закончился. Благодаря всем вам. Злейшие враги России мертвы. Я передаю вам привет от руководителей Коминтерна и в знак, так сказать, благодарности, некоторую сумму.
Вскинув черный портфель, Юрий Михайлович водрузил его на стол, открыл. Внутри были пачки денег. К столу сразу же подбежали
— Значит, это вы… эмиссар Коминтерна? — спросил он, прищурившись на Тужилина.
Подполковник кивнул.
— Очень приятно. Я Ян Беркович, — представился высокий. — Признаться, мы тоже думали, что Белая Бестия постоянно разыгрывает спектакли, чтобы заманить нас, левых эсеров и анархистов, борющихся с «белой пеной», по замечательному выражению господина Грудилина, в ловушку. Рад, что наши опасения были напрасными. Давно из Москвы?
— Я, видите ли…
— Понятно, вы резидент в третье стране.
— Да.
— И сколько здесь? — Беркович указал на портфель.
Тужилин назвал сумму. Ян присвистнул.
— Думаю, часть средств достанется и нашей организации. Ваш успех — наш успех и вместе будем продолжать борьбу.
— Конечно.
Грудилин, тоже жадно смотревший на портфель, поднял бутылку вина.
— Господа, я все же предлагаю, почтить прекрасным вином светлую память Анны Владимировны Белоглазовой.
Все подняли бокалы, стали пить.
В этот момент дверь открылась и в комнату вошла Белоглазова. Кто-то закашлялся, подавившись вином, кто-то произнес: «вот это да…».
— Неприлично пить за даму в её отсутствие, — произнесла она, бросив на стол свежий номер газеты. Сверху на первой полосе — её огромное фото, а снизу санитары несут на носилках тела, покрытые простынями. И крупным шрифтом: «l'apogee de la terreur rouge».
— «Апогей красного террора», — невольно прочитал вслух Беркович. Глаза его расширились. — Это вы?
— Кто же еще, разве не видите?
— Но, господин Грудилин сказал, что вы… Великий князь с генералом Деникиным тоже живы?
— Конечно. Неужели вы думаете, что Белая бестия будет убивать честных и порядочных людей?
— А-а, — протянул Беркович и вдруг рассмеялся. — Ха-ха, я так и думал, что это спектакль, а товарищи по «Немезиде» мне не верили. Ловушка. Вы плохие актеры, господа, вам нужно поучиться театральному искусству.
— Например, у Махно.
— Да, почему бы и нет?
— Батька теперь, насколько знаю, далек от искусства, шьет тапочки.
— Не имеет значения, временные трудности, как у всех нас. А для вас, господа, трудности теперь закончатся.
Ян выхватил пистолет. Его примеру последовали остальные «клерки». Беркович стянул со стола портфель, набитый деньгами, застегнул его.
— К сожалению, не могу оставить вас в живых, господа, таков закон природы, побеждает сильнейший.
— Да, но я эмиссар, — произнес дрожащим голосом Тужилин. — Вы не имеете права, агенты Москвы вас откопают из-под земли.
— Когда откопают, тогда и будем плакать, а пока поплачьте вы.
Беркович взвел курок американского автоматического пистолета.
— Погодите! — Анна подняла руку. — Прежде чем отправиться на небеса, желательно закончить важные земные дела. Так ведь?
— Так, — неуверенно ответил Ян, не опуская ствола. «Немезидовцы» держали не прицеле остальных.