«Белая чайка» или «Красный скорпион»

Кирицэ Константин

— Ну, как? — поинтересовался он.

— Еще жив, — ответил Ион Роман. — То есть, кажется, жив, но кто знает… Рана справа от сердца.

— Разденьте его! — приказал Тудор. — Нет смысла тратить время на обыск карманов. Немедленно положите его в машину!

Тудор еще не успел закончить фразу, как Пауля Сорана прямо в плавках и бинтах погрузили в машину. Капитан Винтила, с ног до головы выпачканный грязью и кровью, но сохраняя стойку «смирно», ожидал дальнейших распоряжений Тудора. Ион Роман уселся за руль. Только Владимир Энеску, совершенно

обессиленный, апатично наблюдал за происходящим.

— Ты тоже поедешь, — сказал Тудор капитану Винтиле. — Надо найти самый короткий путь туда и обратно. Помощники приедут на другой машине. Запросите по радио особые полномочия ввиду чрезвычайных обстоятельств. С этого момента других заданий для вас не существует. Будете выполнять только то, что поручу я!

Капитан Винтила попытался что-то сказать, но Тудор его обрезал:

— Я сказал, с этого момента никаких других заданий!

Машина сразу же набрала скорость. Фонарь Тудора задержался на одежде Пауля Сорана: некогда белая футболка, об изначальном цвете которой можно было догадаться по нескольким пятнам, грязные измятые брюки, тоже не в лучшем виде, и цвет их тоже вызывал сомнения и пара совершенно белых теннисных туфель.

— Вымажись он даже фосфором, лучшей мишени не придумать, — в раздумье проговорил Владимир Энеску.

01.45

Уже четверть часа оба томились в холле гостиницы. Они расстались всего на две минуты. За это время Владимир Энеску успел сбегать переодеться, а Тудор — осмотреть одежду жертвы. Журналист пытался вспомнить все подробности драмы. Несколько раз у него садился голос и его охватывал озноб. Но, закончив рассказ, он вдруг обрел спокойствие и ясность мысли.

— Я вел себя как дурак! — признался он. — Не знаю, что на меня нашло! Лучше было бы сначала заскочить сюда и рассказать вам, что происходило.

— Не знаю, что лучше, — ответил Тудор. — В такие моменты человек оказывается во власти других чувств — им движет либо храбрость, либо страх. Идти вперед или закрыть глаза… Только потом включается разум и возникают вопросы.

— Со мной именно так и произошло! — воскликнул журналист. — Уже на полпути меня начали донимать вопросы.

— По счастью, — продолжал Тудор, — вас заметил капитан Винтила, который поддался естественному порыву. Ничего нам не сообщил и рванулся вслед за вами. Неизвестно, во что вылилась бы эта драма, не захвати он фонарь…

Журналиста снова затряс озноб.

— Я почувствовал опасность, — выговорил он, — я чувствовал, что-то происходит, поэтому и сошел с дорожки. Но все равно не могу поверить…

— Не хотел бы вас больше задерживать, — отрезал Тудор, — но, по всей вероятности, вы последний человек, видевший Пауля Сорана перед тем, как события приняли драматический оборот. Я бы попросил вас постараться определить его душевное состояние. Не казался ли он нервным, нетерпеливым, беспокойным, как человек, ожидающий какой-то встречи?

— Вот-вот! — кивнул Владимир Энеску. —

С ним что-то происходило или уже произошло. Не думаю, что я сейчас смог бы точно определить. его тогдашнее состояние. Но в какой-то момент мне показалось, что он меня выставляет за дверь… после того как он посмотрел на часы или спросил, который час. Думаю, что так и было: он ждал рандеву. Чтобы вы меня лучше поняли… Он, как только что вы, употребил оборот «не хотел бы тебя больше задерживать», что есть своего рода приглашение уйти. Он даже был более резок. Упал на кровать и пробормотал: «Я не хочу ничего и никого…»

Тудор проглотил колкость журналиста, медленно кивнув головой, но, когда почувствовал, что тот сейчас уйдет, остановил его дружелюбным, почти отеческим взглядом.

— Ладно… — проговорил он. — Я еще хотел вас спросить: вы не пытались себе представить на минуту, кто же все-таки был нападавший, что это за личность?

Владимир Энеску вздрогнул:

— Вы о ком-нибудь конкретном думаете?

— К сожалению, я не могу думать ни о ком, — ответил Тудор. — Особенно после того, как прочел ваши записи…

— Кто же это еще может быть? Кто, кроме Дана?

— Это простая арифметическая выкладка, — взглянул на него Тудор. — От девяти отнять восемь — получается единица. Это — элементарная арифметика, а поэтому все кажется просто. От девяти отнять восемь — получается один, и этот один — убийца. Вот что сразу приходит на ум. Раз Дан Ионеску отсутствует, раз он единственный, кто отсутствует, значит, только он может быть убийцей. Но разве только он отсутствует. Разве здесь не отсутствуют и другие, десятки, сотни, тысячи человек? Конечно, я преувеличиваю, но хочу, чтобы вы меня правильно поняли…

— Я вас прекрасно понял, — сказал Владимир Энеску. — Когда я сам себя спрашиваю, зачем было Дану Ионеску убивать Пауля Сорана или Раду Стояна, у меня голова идет кругом. Не нахожу никаких причин. Они даже знакомы раньше не были. Все трое здесь впервые встретились…

— Поэтому я вас и спрашиваю, чтобы попытаться выйти из сферы слишком элементарной арифметики и найти побудительный мотив для этих преступлений. В вашем дневнике его нет, или не просматривается.

Не знаю, насколько я был точен, — почти оправдывающимся тоном проговорил Владимир Энеску, — но искренним я был всегда без исключения. Даже подумал о том, чтобы опубликовать эти записки…

Тудор вернулся к ключевому вопросу:

— Значит, помимо математического вычисления, вы не видите пути к обнаружению убийцы?.. Как вы поняли, я не разделяю чисто арифметический метод…

— Я не вижу другого пути! — сердито сказал Владимир Энеску. — И не могу поверить, чтобы простые недоразумения могли привести к столь гнусным и чудовищным преступлениям. Я имею в виду недоразумения, о которых упоминалось в записках. Может быть, на самом деле существовали более серьезные, но никому не известные конфликты между Даном и всеми остальными.