Белая дорога
Шрифт:
— Расстегни пояс, — приказал Луис.
Немного помедлив, мужчина повиновался.
— Теперь вытащи его.
Он схватил нож и потащил. Ремень расстегнулся, ножны освободились, и нож выпал на пол.
— Вот так лучше.
— У меня все равно проблема.
— Жаль это слышать, — ответил Луис. — Ты Уиллард Хоаг?
Бесцветные глаза ничего не отразили. Не мигая, они смотрели на вопрошавшего.
— Я тебя знаю?
— Нет, меня ты не знаешь.
Что-то мелькнуло в глазах Уилларда:
— Вы ниггеры для меня все на одно лицо.
— Я в тебе не ошибся. Человек за твоей спиной —
Лицо Тома стало багровым не только от жара горящей жидкости. В нем самом бушевало пламя. Оно билось в его трясущихся губах, в сжимающихся и разжимающихся пальцах. От этого татуировка на руках хозяина забегаловки двигалась, будто кто-то размахивал знаменем со словом «Кэтлин».
И вся эта ярость была направлена против чернокожего человека, который угрожал ему в его собственном баре.
— Ты мне не скажешь, что здесь происходит? — не выдержал он.
Луис улыбнулся:
— Искупление греха, — вот что здесь происходит.
Десять минут одиннадцатого женщина встает. Они зовут ее бабушка Люси, хотя ей нет еще и пятидесяти и она все еще красива, с молодыми глазами и кожей, почти не отмеченной морщинами. В ногах у нее сидит мальчик лет семи-восьми, рослый не по годам. По радио передают «Блюз плачущей ивы».
На женщине лишь ночная сорочка и шаль, ноги босы. Но она встает, выходит из дому и спускается по ступенькам осторожными, размеренными шагами. Рядом с ней идет мальчонка, ее внук.
— Бабушка, что случилось?
Но она не отвечает. Это потом она расскажет своему маленькому Луису о множестве миров, о местах, где грань, разделяющая живых и умерших, так тонка, что они могут видеть, прикасаться, чувствовать друг друга. Она расскажет ему о дневных и ночных странниках, о тех заветах, которые ушедшие из жизни оставляют наследникам и которые не дают тем покоя.
А еще она расскажет о Дороге, по которой мы все идем, это наша общая дорога — для живых и умерших.
Но пока она только плотнее запахивает шаль на груди и продолжает идти к краю леса, где останавливается и ждет в безлунной ночи. Среди деревьев виднеется свет, будто с небес спустился метеорит, он все ближе и ближе к земле, вспыхивая и угасая, разгораясь и затухая. Жара не чувствуется, но в сердцевине света что-то полыхает.
И, когда мальчуган заглядывает в ее глаза, он видит в них горящего человека.
* * *
— Ты вспомнил Эррола Рича? — спросил Луис.
Ответа не последовало, но по лицу Клайда Бенсона прошла судорога.
— Я еще раз спрашиваю: Эррола Рича вспомнил?
— Да мы понятия не имеем, о чем ты говоришь, парень, — произнес Хоаг. — Ты не туда попал.
Мелькнул пистолет, глухо пролаял, и из отверстия с левой стороны груди Уилларда Хоага брызнула струйка крови. Он отпрянул назад, свалил табуретку и грузно повалился на спину. Его левая рука еще пыталась что-то нащупать на полу рядом с собой,
Клайд Бенсон заплакал, а потом все завертелось.
Малыш Том нырнул под стойку бара, стараясь нащупать под раковиной обрез. Клайд бросил табуретом в Эйнджела, метнулся к двери. Ему удалось добраться до мужского туалета, и в этот момент в его рубашке появились две дырочки. Спотыкаясь, он вывалился в заднюю дверь и исчез в темноте. Эйнджел, стрелявший в него, бросился за Бенсоном.
Сверчки вдруг умолкли, и в наступившей тишине появилось странное предчувствие спокойствия, как будто окружающий мир приготовился к неминуемому, к тому, что должно произойти в баре. Безоружный и истекающий кровью Бенсон почти добрался до края парковки, когда стрелок настиг его. Земля ушла у него из-под ног от неожиданного удара, и Клайд рухнул в грязь. Кровь обильно орошала землю вокруг него. Он пополз к высокой траве, словно надеясь найти в ней защиту. Удар ботинком в грудь перевернул Бенсона на спину, волна ослепляющей боли накрыла его, Клайд непроизвольно зажмурился. Когда он снова открыл глаза, над ним стоял мужчина. Его пистолет был нацелен в голову Бенсона.
— Не делай этого, — взмолился он, — пожалуйста.
Выражение лица человека в гавайской рубашке не изменилось.
— Пожалуйста, — канючил Бенсон, всхлипывая. — Я раскаялся в своих грехах. Я пришел к Христу.
Палец на крючке напрягся, и стрелок произнес:
— В таком случае тебе не о чем беспокоиться.
В темноте ее зрачков пылал человек, пламя плясало на нем, покрывая с головы до ног, оно пожирало его лицо, глаза, рот. Не было ни кожи, ни волос, ни одежды. Было только пламя в виде человека, и была боль в виде пламени.
— Бедный ты, бедный мой, — прошептала женщина.
Из глубины колодцев ее глаз выступили слезы и потекли по щекам. Пламя взметнулось и стало затихать. Рот горящего человека открывается, из безгубой ямы вырываются слова, которые расслышала только эта женщина. Пламя замирает, из белого становится желтым, от него остается только силуэт, черное на черном, а потом не остается ничего — только деревья и слезы, да ощущение руки женщины на руке мальчика:
— Пойдем, Луис, — говорит она и ведет внука назад, домой.
Горящий человек мертв.
* * *
Малыш Том поднялся с обрезом и обнаружил пустую комнату и мертвого мужчину на полу. Он проглотил слюну, переместился налево, до конца прилавка. Он сделал шага три, когда на уровне его бедра дерево разлетелось на щепки и в его тело вонзились пули, прошив правое бедро и левую голень. Малыш Том рухнул и завопил, когда простреленные ноги ударились о пол, но все же ему удалось выпустить оба заряда. Они разнесли в щепки деревянную стойку и обрушили град битого стекла. Малыш Том чувствовал запах крови, пороха, пролившегося виски. В ушах у него звенело, из всего грохота остался звук растекающейся жидкости и рухнувшего дерева.