Белая гвардия Михаила Булгакова

Тинченко Ярослав Юрійович

Уже через несколько дней эшелон увозил вчерашних гетманцев и петлюровцев из лагеря Вадовицы в Варшаву, где должно было состояться окончательное решение участи польских пленников. Но для этого понадобился всего день: белые под Петроградом нуждались в людях, которых с помощью Антанты они получали из Польши. Уже в июне 1919 года добровольцы попали в Митаву, где формировались белогвардейские части Западного корпуса Северной армии. Прапорщик Богданов получил назначение на должность добровольца-рядового в Либавский имени Светлейшего князя Ливена отряд, где к тому времени формировался 3-й Ливенский стрелковый полк. Богданов вновь оказался в действующей армии. 3-й Ливенский полк, переименованный вскоре в 19-й Полтавский стрелковый, полностью состоял из офицеров и добровольцев с Украины — участников борьбы между Директорией и Скоропадским на стороне последнего. Это были именно те офицеры, которые в декабре 1918 года оказались узниками в Педагогическом музее в Киеве, и среди которых чуть не оказался Николай Булгаков. Большая часть

чинов отряда

служила в Киевской добровольческой дружине генерала Кирпичева, либо в Полтавском добровольческом отряде, почему 3-й Ливенский полк и получил вскоре наименование "Полтавского". Либавский отряд для похода на большевистский Петроград формировал Светлейший князь Ливен, в честь которого именовались все части отряда. Так прапорщик Петр Богданов стал ливенцем и белогвардейцем-северозападником. В то время командный и офицерский состав армии на треть был украинским — это были бывшие гетманцы.

Уже в августе отряд Ливена, переименованный в 5-ю Ливенскую дивизию, был переброшен в Нарву для участия в наступлении на Петроград Северо-Западной армии генерала Юденича. По воспоминаниям современников, дивизия была великолепно вооружена и одета немцами, представляла собой грозную силу. В ночь с 10 на 11 октября 1919 года Ливенская дивизия форсировала речку Нарев у Луги и перешла в решительное наступление на Петроград. Части дивизии за несколько дней овладели рядом стратегических пунктов, а 16 октября ливенцы заняли Красное Село. Передовые отряды армии Юденича вышли к окраинам Петрограда, откуда были видны купола Исаакиевского Собора. Командованием белых овладела общая эйфория. Генералы считали, что Петроград падет в ближайшие дни, а потому спорили о том, кто первый войдет в бывшую столицу Российской империи. Но этому не суждено было сбыться. Командир одной из дивизий генерал Ветренко (бывший, между прочим, в 1918 году полковником у Центральной Рады и Скоропадского) преследуя свои цели, не выполнил боевой приказ, что повлекло за собой крушение наступления. Уже 7 ноября белые были отброшены на исходные позиции.

Специально приехавший на Северный фронт Лев Троцкий лично возглавил оборону Петрограда и контрнаступление против армии Юденича. 14 ноября белогвардейские части были прижаты к эстонской границе. Доблестная Ливенская дивизия более двух суток сдерживала противника на последнем клочке фронта, но и ей пришлось перейти на эстонскую территорию. Вот что вспоминал по этому поводу князь Ливен: "Ливенская дивизия вела бой в болотах против Нарвы. Холода стояли по времени года необыкновенные. Мороз доходил до 20 градусов. Хлеба не было. Готовить горячую пищу было негде. Эстонские начальники, даже командир 1-й дивизии генерал Теннисон, издевались бесчеловечным образом над русскими. Ко всем бедствиям армии присоединилось еще большее бедствие беженцев, число коих было больше 10.000. Перейти границу эстонцы не разрешали. При трескучем морозе они должны были ночевать в лесах и на шпалах железной дороги. Все переболели сыпным тифом. Средств дезинфекции не было. Врачи и сестры при таких условиях так же заражались и умирали".

Это был разгром белых под Петроградом. Во время тяжелого отступления и боев на границе был убит и прапорщик 19-го Полтавского стрелкового полка Петр Богданов. Подробностей его гибели мы, к сожалению, не знаем, и не узнаем их уже никогда.

Лариосик

Илларион Илларионович Суржанский, а если проще — Лариосик, благодаря своим нелепым, смешным, но в то же время весьма грустным выходкам завоевал сердца многих читателей. Некоторые булгаковеды уже окрестили его "Бледным Пьеро", сопоставляя литературного героя с известным театральным персонажем. Сходство Лариосика с реальным историческим прототипом Николаем Судзиловским, племянником Карума, некоторое время жившем в семье Булгаковых, подметили многие из окружения Михаила Афанасьевича. Татьяна Николаевна Лаппа, первая супруга Михаила Булгакова, отмечала, что Судзиловский "неприятный тип. Странноватый какой-то, даже что- то ненормальное в нем было. Неуклюжий. Что-то у него падало, что-то билось. Так, мямля какая-то". А вот что вспоминал о Николае Судзиловском Леонид Сергеевич Карум: "В октябре месяце появился у нас Коля Судзиловский. Он решил продолжать обучение в университете, но был уже не на медицинском, а юридическом факультете. Дядя Коля просил Вареньку и меня позаботиться о нем. Мы, обсудив эту проблему с нашими студентами, Костей, Колей и Ваней, предложили ему жить у нас в одной комнате со студентами. Но это был очень шумливый и восторженный человек. Поэтому Коля и Ваня переехали скоро к матери на Андреевский спуск, 36, где она жила с Лелей на квартире у Ивана Павловича Воскресенского. А у нас в квартире остались невозмутимый Костя и Коля Судзиловский." (Цитируется по статье И. Воробьевой "Бледный Пьеро — кузен из Житомира").

Сразу отметим, что в приведенной цитате Карума имеется как минимум три фактических ошибки, а потому доверять ему особо не стоит. Вместе с тем Леонид Карум передает нам собственное мнение о Николае Судзиловском, что и является для нас наиболее интересным. Почему мы считаем многие факты из воспоминаний Карума ошибочными?

Начнем с того, что совершенно невнятно истолковывается цель приезда Судзиловского в Киев. В октябре, когда занятия в университете уже давно начались, он приезжает, чтобы продолжить обучение не на медицинском, а на юридическом факультете. По логике, такое просто невозможно, тем более, что медицина и право совершенно разные дисциплины, которые для начала требуют сдачи определенных вступительных экзаменов в установленное время. Вызывает ряд вопросов и время приезда Николая Судзиловского, указанное у Карума — октябрь 1918 года. В Киеве Судзиловский вполне мог появиться еще в октябре, но в дом Булгаковых он попал лишь вечером 14 ноября 1918 года, о чем мы еще расскажем. Кстати говоря, в 1916 году Н. Судзиловский действительно несколько месяцев учился на юридическом факультете Московского университета. Откуда взял Карум данные о медицинском факультете — сказать весьма сложно. Достаточно самоуверенно Леонид Карум повествует и о своем праве голоса в доме Булгаковых, где он жил несколько месяцев: "мы обсудили и предложили". Наконец, данные о родственниках Карума Судзиловских, приводимые им в своих воспоминаниях, весьма расходятся с действительностью. Судзиловский был Николаем Васильевичем, а не Николаем Николаевичем, как о нем пишет Карум. Конечно, возможно, что Леонид Карум

имеет в виду какого-нибудь постороннего дядю Колю, или же сознательно, в силу неизвестных нам причин, путает родословную своих близких. Последнее вполне вероятно, поскольку во время ряда арестов в 1925, 1929, 1934 годах Леонид Сергеевич сознательно не вспоминал родственников, а если таковые всплывали в ходе следствия, то пытался увести следователя от подробностей их биографий. Так или иначе, но многое в воспоминаниях Карума не отвечает действительности. Кем же на самом деле был Николай Судзиловский? Именно на этот вопрос мы и постараемся ответить, благо, в нашем распоряжении оказалось его личное дело 1917 года. Михаил Афанасьевич Булгаков

действительно весьма удачно отметил в образе Лариосика основные черты Николая Судзиловского: изнеженный и сентиментальный барчук, весьма обеспеченный, привыкший к тому, что за него все сделают родители.

Богатство играло очень большую роль в семье Судзиловских. Отец Николая Василий Судзиловский, имея гражданский чин статского советника, соответствовавший по табели о рангах воинскому званию генерал-майора, был мелкопоместным дворянином польского происхождения, перешедшего в православие, в Белоруссии. Судзиловские имели владения в деревне Павловка Чаусского уезда Могилевской губернии, где и родился 7 августа 1896 года Николай. Здесь, а так же в Житомире и Могилеве, где Судзиловские так же имели место жительства, под присмотром родителей Николай Васильевич провел годы детства и отрочества. С учебой у Николая Судзиловского не сложилось, — родители считали, что способны сами дать сыну нужное образование коммерческого характера. Все остальные предметы были успешно запущены и на долгое время забыты.

У Судзиловских не культивировалось знание языков, весьма модное в то время. Коля Судзиловский имел большие проблемы даже с русским и польским языками, которые, по логике, были родными. Вероятно, после того, как Судзиловские приняли православие, католическая польская культура в семье начисто отвергалась.

Довольно большие землевладения семьи давали стабильный доход, что позволяло Судзиловским достаточно ветрено относиться к жизни. Тем более,

что прибыль с урожая в Белоруссии того времени была весьма высокой по сравнению с прочими регионами Российской империи. В обществе положение отца, Василия Судзиловского, статского советника, уездного предводителя дворянства и влиятельного губернского помещика, было весьма весомым, а потому сыну опасаться за свое будущее не приходилось.

С началом войны родители решили перебраться подальше от фронта, — в глубь России. И хоть до Могилевской губернии было достаточно далеко, Василий Судзиловский трезво рассудил, что она все равно окажется прифронтовой полосой, а это значило, что земельные владения и сама семья будут вынуждены работать на нужды фронта. Так оно и вышло.

В 1915 году Николай Судзиловский был отправлен отцом в Нижний Новгород, где и должен был переждать войну. К тому времени Коля уже на год отставал от своих сверстников, которые заканчивали гимназии к 18 годам. Чтобы получить аттестат зрелости, ему пришлось поступить в 8-й класс Плоцкой мужской гимназии, при вступлении в которую, вероятно, не обошлось без взятки. Впрочем, из этого мало что получилось, поскольку Коля Судзиловский решительно не хотел учиться. Будучи весьма законопослушным мальчиком, он, тем не менее, весьма презрительно относился к читаемым в гимназии дисциплинам. Результат был весьма плачевным. В аттестате, полученном Судзиловским 23 мая 1916 года, имелось на 12 оценок 9 (девять) троек. Учитывая тот факт, что во время войны преподаватели были менее требовательными, можно себе предположить, что же на самом деле представляли собой знания Коли. Скорее всего, тройки были поставлены исключительно из уважения к обеспеченности и возможностям молодого человека. Впрочем, в аттестате имелись и положительные стороны, Судзиловские имел отличное поведение, а так же пятерки по закону Божьему, законоведению и истории.