Белая гвардия Михаила Булгакова
Шрифт:
Впрочем, на сей раз досталось киевским полякам, которых в городе было очень много. В предыдущие перевороты поляки, как представители нации, имеющей свое государство, менее всего пострадали. Ни красные, ни белые, ни украинцы их пытались не задевать, поскольку это могло грозить международным конфликтом. Однако при четырнадцатой власти и поляки дождались своей Варфоломеевской ночи, правда, в более мягких тонах. Поляки-рабочие и мещане забирались в Красную армию и отправлялись в Сибирь. Польская интеллигенция высылалась из Советской России, а самые опасные для большевиков представители польской нации традиционно "выводились в расход". Кстати говоря, гонения на поляков большевики продолжили и в начале 20-х годов.
Основные соединения Красной армии дрались с Врангелем в Северной Таврии и с Пилсудским в Беларуси и Прибалтике, на Украине войск оставалось крайне мало. Именно этим воспользовалось командование польской армии, бросившее весной 1920 года на Киев польские и украинские части. Красные отступали практически без боя, и в начале мая части союзников очутились
6 мая 1920 года 6-я Стрелецкая украинская и польские дивизии без особых потерь вступили в Киев. Это был пятнадцатый переворот в городе. Не смотря на то, что польских войск было в три раза больше, нежели украинских, Киев считался возвращенной столицей Украинской Народной Республики. Вскоре в город прибыл и глава УНР Симон Петлюра. Этот человек в истории Киева во время гражданской войны сыграл поистине выдающуюся роль. Ему пришлось во главе украинских войск вступать в город уже три раза. Для киевлян Петлюра успел стать за три года своим, а потому воцарение пятнадцатой власти было воспринято очень лояльно. Стоит сказать, что за время гражданской войны Украинская Народная Республика была в Киеве второй, четвертой, шестой и десятой властями. Поэтому, пятнадцатая власть была встречена, как вполне закономерное явление. Тем более что в УНР, в отличие от красных и белых, не было таких ужасных учреждений, как ЧК или контрразведка. Даже смертная казнь с 1918 года ни разу не была восстановлена. Поляки, в отличие от немцев образца 1918 года, вели себя вполне прилично: погромы не устраивали, аресты почти не производили, крестьян практически не пороли. Озлобить население города они особо ничем не могли. С. Петлюра и Ю. Пилсудский разъезжали по городу в открытом автомобиле, и киевляне чувствовали себя вполне спокойно.
Однако это внешнее благополучие было опять прервано красными. Последние не могли стерпеть потери Киева, а потому в начале июня бросили на фронт против поляков 1-ю Конную армию С. Буденного. Красные кавалеристы забрались глубоко в тыл полякам, дошли до самого Житомира, чем принудили поляков начать эвакуацию Киева. Вместе с поляками, не желая попадать в руки большевикам, уезжали последние коренные жители города. Каждая власть, уходя из города, устраивала напоследок что-нибудь из ряда вон выходящее: расстреливала заложников, организовывала еврейский погром или же просто палила из орудий по оставляемому Киеву. Поляки так же решили не отходить от этой традиции, правда, "отличились" чуть-чуть по- другому. Они взорвали основные киевские мосты через Днепр: Цепной и Стратегический, чем и запомнились жителям города. Ходили слухи, что С. Петлюра напоследок издал воззвание к народу такого содержания: "Приводил я в Киев немцев — не захотели, привел поляков — тоже не приняли, так приведу вам турок, и будете жить под турецкой властью!". Самое интересное то, что недобитые киевские жители, которые не хотели прихода красных, действительно надеялись на то, что Петлюра приведет турецкие войска.
12 июня части Красной армии почти без боя окончательно захватили Киев. Они стали шестнадцатой и последней в гражданскую войну властью в городе. К воцарению советской власти в Киеве практически не осталось коренных жителей центральных районов, которые были уничтожены или пустились в эмиграцию. Гражданская война полностью опустошила город, изменила его облик. Многие, кто жил в городе до революции, опасался возвращаться сюда. Не мог вернуться в свой Киев и Михаил Булгаков, который всего ненадолго появился в городе после двухлетнего отсутствия в сентябре 1921 года. Многие из оставшихся в живых коренных киевлян боялись, что их опознают и отправят в ЧК, а потому меняли фамилии и прятались по захудалым городишкам. Для Киева наступил очередной период в истории — период так называемого советского строительства 20-х годов. Этот период нашел отображение в творчестве известного писателя, ставшего советским киевлянином, Николая Островского и его книге "Как закалялась сталь".
На этом мы можем завершить наш экскурс в историю киевских переворотов в гражданскую войну.
Михаил Булгаков и его роман
Центральной фигурой романа "Белая гвардия", с которой начинает и которой фактически заканчивает повествование Михаил Афанасьевич Булгаков, является военный врач Алексей Васильевич Турбин, после смерти матери ставший главой семьи и квартиры на Алексеевском спуске, 13. Многие биографические факты Алексея Турбина дают нам повод считать, что писатель изобразил в романе самого себя. В уста Алексея Турбина Михаил Афанасьевич вложил суждения, доминировавшие в киевском обществе в 1918 году, и подверг их иронии и критике. Вполне возможно, таким образом, писатель спорил с самим собой и со своими убеждениями времен гражданской войны. В 1917–1920 годах Михаилу Афанасьевичу пришлось пережить события, которые не могли не изменить его мировоззрение. Возможно, этот переворот Булгаков и хотел показать на примере Алексея Турбина, ведя с ним и его убеждениями в романе скрытый диспут. Найдутся читатели, которые не согласятся с таким отождествлением главного героя и автора. Именно поэтому сначала мы попробуем обосновать внешние параллели, и лишь затем перейти к взглядам и суждениям.
Итак, Алексей Васильевич Турбин, двадцативосьмилетний военный врач, вернулся в Город в мае 1918 года, "после первого
Варвара Михайловна Булгакова действительно в мае 1918 года оставила дом на Андреевском спуске, 13 и переехала к Воскресенскому, который жил также на спуске. Потому-то первоначально в доме оставалась лишь молодежь: братья Михаила Афанасьевича Николай и Иван, и младшая сестра Леля. Вскоре к ним присоединились сам Михаил Булгаков со своей супругой Татьяной Лаппа, двоюродный брат Костя "Японец" и приехавшие летом из Москвы сестра Варвара со своим мужем Леонидом Карумом. Таким образом, в Киеве действительно собралась большая часть семьи.
Алексей Васильевич Турбин, рекомендуясь подполковнику Малышеву, сообщил о себе следующее: "В тысяча девятьсот пятнадцатом году, по окончании университета экстерном, в венерологической клинике, затем младшим врачом в Белградском гусарском полку, а затем ординатором тяжелого трехсводного госпиталя. В настоящее время демобилизован и занимаюсь частной практикой". Эта биография Турбина не совсем соответствует биографии Михаила Булгакова. Писатель окончил университет лишь в апреле 1916 года, несколько месяцев работал в Каменец-Подольском и Черновицком госпиталях, отправлялся в качестве младшего врача в 3-й Конный корпус графа Келлера, а осенью 1916 года, как ратник 2-го разряда, не годный к воинской службе, был назначен земским врачом в село Никольское Сычевского уезда Смоленской губернии. В 1915 году во время летних каникул Булгакову приходилось в качестве санитара оказывать помощь в саратовских госпиталях. С венерическими заболеваниями он также имел дело в больших количествах, но не в отдельной лечебнице, а на своем участке в Смоленской губернии. Полковым младшим врачом Михаил Афанасьевич Булгаков никогда не был, а самого Белградского гусарского полка в российской армии не существовало. Вместе с тем, Булгаков любил в своих произведениях упоминать о кавалерии, конях и гусарах, хоть сам он имел к ним небольшое отношение: в 1919 году в Добровольческой армии служил врачом при 5-м Александрийском гусарском полку, которым когда- то командовал "бессмертный гусар" граф Келлер, и в котором во время Первой мировой войны служил известный поэт Николай Гумилев. Будучи на Украине в 1918 году, Михаил Булгаков, также как и Турбин, занимался частной практикой. Возможно, в биографию литературного героя Алексея Турбина были вплетены "медицинские" вехи жизни писателя.
Для Михаила Афанасьевича Булгакова 1918 год был очень тяжелым, — он страдал пристрастием к морфию, которое, по свидетельству Татьяны Лаппа, появилось во время работы в Смоленской губернии. Это пристрастие вскоре стало доставлять неудобства всему семейству, а больше всего — первой супруге писателя, которую Булгаков даже среди ночи понуждал бежать в аптеку за наркотическими препаратами. Вот что вспоминал по этому поводу Леонид Карум: "Оказалось, что Михаил был морфинистом, и иногда ночью после укола, который он делал себе сам, ему становилось плохо, он умирал. К утру он выздоравливал, но чувствовал себя до вечера плохо. Но после обеда у него был прием и жизнь восстанавливалась.
Иногда же ночью его давили кошмары. Он вскакивал с постели и гнался за призраками. Может быть, отсюда и стал в своих произведениях смешивать реальную жизнь с фантастикой" (цитируется по публикации С. Ноженко в сборнике "Записки юного врача").
Тема морфия в "Белой гвардии" в скрытой форме присутствует во многих эпизодах, связанных с Алексеем Турбиным и его отношениях с родственниками. Эта тема в романе завуалирована ранением, болезнью, возможной смертью и даже влиянием политических событий. Первое же внешнее описание Алексея Турбина косвенно свидетельствует о его болезненном состоянии: "…бритый, светловолосый, постаревший и мрачный с 25 октября 1917 года, во френче с громадными карманами, в синих рейтузах и мягких ночных туфлях, в любимой позе — в кресле с ногами". В последующем эта тема полностью раскрывается в истории с ранением и последующей болезнью Алексея Турбина, которая чуть не свела его в могилу в "Белой гвардии" и свела в "Днях Турбиных". Тема смерти Турбина, по нашему глубокому впечатлению, относится не к созданию образа Алексея, а к замыслу Михаила Афанасьевича изобразить трагическую гибель личности, являющейся носителем идей монархизма и российского консерватизма. В пьесе через смерть Турбина Булгаков показывает гибель в бывшей Российской империи самой идеи восстановления старого мира, крушение мировоззрения многих представителей русской интеллигенции, в том числе — и самого писателя.